Сумерки Европы
Шрифт:
Наряду съ лозунгомъ соблюденія права и договоровъ еще и другой лозунгъ былъ выставленъ Антантой, поддержива·-емъ ею во все время войны и — въ отличіе отъ перваго — получилъ даже нѣкоторую видимость осуществленія по ея окончаніи. Это идея самоопредѣленія національностей.
Частью впрочемъ она связана и съ лозунгомъ соблюденія права. Большія государства, преслѣдующія интересы своего роста и расширенія и не руководящіяся принципами права, всегда могутъ уничтожить малыя государства, стоящія на ихъ пути. Чѣмъ же защитится противъ нихъ слабый народъ. Примѣръ Бельгіи и Сербіи стоялъ передъ глазами. Справедливость и благородство требуютъ обезпечить право слабыхъ, не могущихъ себя самихъ защитить противъ насилія сильныхъ и съ правомъ не считающихся. Такъ идея защиты права черезъ примѣненіе къ маленькимъ государствамъ, съ нарушенія неприкосновенности которыхъ началась великая война, связалась непосредственно съ идеей защиты, обезпеченія правъ малыхъ государствъ. И безспорно это дало одну изъ
Первичная точка зрѣнія, какъ она здѣсь намѣчена, неизбѣжно должна была подвергнуться нѣкоторому развитію. Маленькое государство можетъ оказаться въ зависимости отъ сильнаго; сильное можетъ заставить маленькое войти съ собой въ соглашеніе и этимъ, даже соблюдая полную форму права, фактически подчинить себѣ и своимъ интересамъ. Ясно, что соблюденіе правовой формы оказывается здѣсь недостаточнымъ и что слишкомъ легко подъ видимостью такого соблюденія фактически ее нарушать. Если бы до войны Австрія вмѣсто того, чтобы предъявить Сербіи неисполнимый ультиматумъ, — выставила условія тягчайшія, но все же пріемлемыя и заставила Сербію пойти на соглашеніе, хотя бы и нарушающее ея интересы и достоинство, — развѣ послѣдующее соблюденіе этого договора измѣнило бы характеръ насилія, хотя бы и облеченнаго въ форму права? И если бы этого не служилось, если бы Сербія на это не пошла, то потому что за Сербіей стояла Россія, т. е. сила противъ силы, а не право противъ правонарушенія.
Такимъ образомъ, форма соблюденія договоровъ международныхъ — только прикрытіе иныхъ подлинныхъ отношеній по существу. Значитъ, не въ соблюденіи права по отношенію къ малымъ державамъ суть дѣла, а въ обезпеченіи за этими державами возможности устанавливать право самостоятельно наравнѣ съ державами великими, т. е. дѣло въ обезпеченіи за ними такой же самодовлѣющей равноправной позиціи при установленіи міровыхъ отношеній, какъ и за народами могучими. Дѣло въ томъ, чтобы признать за малыми народами право на независимое отъ другихъ сомоопредѣленіе на всемъ протяженіи своей жизни. Значитъ, право малыхъ народовъ на самоопредѣленіе — такова вытекающая отсюда формула.
Однако фактически историческія условія вызвали дальнѣйшее расширеніе этой формулы уже въ новое положеніе. То же исканіе соблазнительныхъ и выгодныхъ лозунговъ толкало въ эту новую сторону. Народы вѣдь не всѣ оформлены въ государства; въ одномъ государствѣ сожительствуютъ разныя націи и одна нація разсѣяна по разнымъ государствамъ. Задача построенія національнаго государства опредѣляла политику многихъ народовъ за послѣднее столѣтіе; задача разрѣшенія національныхъ проблемъ стояла за послѣднія десятилѣтія особенно обостренной передъ государствами востока и юго-востока Европы. Уже до войны лозунгъ самоопредѣленія національностей былъ выставленъ, отстаиваемъ и вызывалъ напряженную борьбу. Этотъ лозунгъ, который былъ направленъ на раздѣлъ государствъ, на ихъ перестройку, — и былъ использованъ Антантой, какъ духовный динамитъ, долженствовавшій взорвать составную часть враждебной коалиціи, именно, въ первую голову — Австрію.
Односторонность фактическаго направленія принципа на врага, а не на себя можетъ быть выставлена въ доказательство того, что онъ примѣнялся не во имя тѣхъ идей и того строя, который провозглашалъ, а во имя военной выгоды провозглашавшихъ. Но подобный разборъ могъ имѣть значеніе во время войны, во время провозглашенія принциповъ и агитаціи съ ихъ помощью; сейчасъ интересъ получаетъ другая — пожалуй противоположная — сторона вопроса. Лозунги, принципы, идеи выставлялись въ виду ихъ привлекательности, соблазнительности, значитъ, въ своемъ содержаніи они во всякомъ случаѣ считались соблазнительными и привлекательными, признавались таковыми даже и тѣми, кто въ нихъ въ сущности не вѣрилъ. Въ такой мѣрѣ дѣло именно такъ обстояло, что вѣдь и Германія признала соблазнительность этихъ идей и сочла цѣлесообразнымъ воспользоваться ими съ цѣлью въ свою очередь обратить ихъ противъ своихъ враговъ — что было сдѣлать чрезвычайно легко, ибо и враги Германіи въ нѣкоторыхъ своихъ частяхъ обнаруживали ту же многонаціональную государственность, какъ ея союзники. И здѣсь какъ и въ первомъ изъ разобранныхъ отношеній обнаружилось, что позиціи, на которой объективно стояла Германія и на которую она частью становилась сознательно — она выдержать не умѣла. Она поддавалась идеологическому напору своихъ противниковъ, она начинала оправдываться, перетолковывая свои дѣйствія, она старалась усвоить себѣ оружіе изъ арсенала враговъ и, заимствовавъ у него и лозунгъ самоопредѣленія, сочла за ловкое и умѣлое — противъ нихъ его и обратить. На самомъ дѣлѣ это только обнаруживало и увеличивало неувѣренность ея въ своей правдѣ, расшатывало твердость и цѣльность ея духа. Германія не была достаточно проникнута своей правотой, она не сумѣла эту правоту идейно обострить и идейно пронести въ міръ на ряду съ силой своей техники, своей организаціи, своего творчества, своего оружія. На самомъ дѣлѣ заимствуя ло-зунги у противника, она не ослабила своихъ враговъ, она не пріобрѣла себѣ друзей, потому что эти идеи и дѣйствительно не соотвѣтствовали ея объективной позиціи; она не убѣдила и не заставила ни забыть этой своей объективной позиціи, ни повѣрить въ свою искренность; она только закрѣпила въ сознаніи окружающихъ правоту своихъ враговъ, а слѣдовательно свою виновность. Она только ослабила свое собственное самосознаніе и, можетъ быть, этимъ ускорила и усугубила ту внутреннюю неустойчивость, которая
Лозунгъ защиты малыхъ государствъ отъ засилья большихъ — самоопредѣленія малыхъ государствъ — перешелъ или осложнился лозунгомъ самоопредѣленія національностей, вкрапленныхъ въ инонаціональныя государства, при томъ въ формѣ ихъ самоопредѣленія государственнаго. Эта точка зрѣнія и была противопоставлена германской позиціи — имперіализма. Самоопредѣленіе національности и имперіализмъ — таково въ этой плоскости противоположеніе антантистской и германской позицій.
Самоопредѣленіе государствъ и негосударственныхъ народностей — представляетъ существенное различіе и потому о нихъ приходится говорить порознь, хотя они и были объединены военной идеологіей.
Сравнительно проще стоитъ вопросъ съ самостоятельностью малыхъ государствъ. Принципъ здѣсь безспорный; это правовая идея прошлаго (въ отличіе отъ второй идеи государственной самостоятельности безгосударственныхъ націй, выработанной современностью и еще только ждущей своего осуществленія отъ будущаго), — идея государственнаго суверенитета. Разумѣется, позиція Антанты заключалась не въ томъ, чтобы эту идею провозгласить и провести въ жизнь, а въ томъ, чтобы обезпечить обозначаемый ею и издавна существующій фактъ, — не въ провозглашеніи государственной самостоятельности мелкихъ государствъ, а въ обезпеченіи ея.
Малый народъ самъ по себѣ беззащитенъ противъ сильныхъ; его независимость можно было бы отстоять, поставивъ за нимъ другой сильный, благородный и безкорыстный народъ, который его во что бы то ни стало и будетъ защищать. Злая Германія готова напасть на Бельгію, благородная Англія этому воспрепятствуетъ. Пусть такъ, — въ этомъ будетъ защита, но вѣдь не будетъ обезпеченія, ибо сегодняшній благородный покровитель завтра можетъ воспользоваться своимъ положеніемъ защитника во имя своихъ интересовъ. Защита сильнымъ слабаго ставитъ слабаго въ вассальное положеніе отъ сильнаго; защита слабаго сильнымъ отъ другого сильнаго есть осуществленіе первымъ того, отъ чего слабый защищается противъ второго, — установленіе надъ нимъ своего господства. Франція, защищающая Бельгію отъ эвентуальнаго вторженія германскихъ войскъ, тѣмъ самымъ за своими войсками обезпечиваетъ свободный входъ въ Бельгію, обезпечиваетъ свою власть надъ ней. Пусть это благодѣтельная, идеальная власть — это власть, господство, а гарантія въ томъ и заключается, чтобы оградить вообще отъ чужого господства, а не только въ томъ, чтобы оградить отъ господства плохого.
Можно себѣ представить обезпеченіе малаго государства не путемъ защиты его сильнымъ, а путемъ договора всѣхъ заинтересованныхъ сильныхъ (какъ это до войны и имѣло мѣсто съ Бельгіей). Прекрасная гарантія, посколько сильные между собой не перессорились, пока договоръ дѣйствуетъ, но столь же необезпеченная, какъ не обезпечено ею вообще соблюденіе международныхъ договоровъ.
Соревнованіе, взаимное уравновѣшиваніе сильныхъ — является можетъ быть лучшей гарантіей, нежели ихъ соглашеніе; но только гарантіей фактической, а не правовой, не организованной; дѣйствующей, пока сильные продолжаютъ одинъ другой уравновѣшивать, и перестающей дѣйствовать, какъ только соревнованіе переходитъ въ открытый конфликтъ. Тѣсное объединеніе малыхъ державъ можетъ ихъ цѣлесообразно обезопасить отъ крупной; но во первыхъ, для этого необходимо соотвѣтствующее, благопріятствующее объединенію географическое положеніе и совпаденіе ихъ существенныхъ интересовъ. И кромѣ того этотъ путь, чтобы привести къ дѣйствительному обезпеченію, долженъ создать такое тѣсное сплоченіе малыхъ, которое собственно практически дѣлаетъ изъ нихъ одно крупное, т. е. обезпечиваетъ независимость каждаго малаго отъ крупнаго, закрѣпивъ его зависимость отъ другихъ малыхъ, — обезпечиваетъ самоопредѣленіе его, уничтоживъ таковое. Остается еще одно — организація всѣхъ государствъ, которая обезпечивала бы каждое сильное и слабое одинаково. Мы приходимъ къ идеѣ типа Лиги Націй, какъ гарантіи самостоятельности и независимости малой державы со стороны крупной. Къ идеѣ Лиги Націй придется вернуться еще дальше. Сейчасъ остановлюсь на ней только въ этомъ ея отношеніи къ поставленному вопросу.
Итакъ, общество народовъ, какъ гарантія совокупностью государствъ каждаго, и въ частности — малаго, отъ засилья крупныхъ. Но здѣсь возникаетъ новый вопросъ: какъ же съ этой точки зрѣнія будетъ устроено само общество народовъ и кто въ немъ будетъ распоряжаться? Если въ немъ власть, господство будетъ распредѣлено сообразно силѣ, хотя бы въ болѣе или менѣе приблизительномъ или отдаленномъ съ ней соотношеніи, хотя бы несообразно военной силѣ, а силѣ государственной и соціальной — входящихъ въ ея составъ государствъ, то вѣдь получается не освобожденіе отъ господства со стороны сильныхъ, а наоборотъ организація этого господства. Это значитъ попасть изъ огня да въ полымя, отъ дождя укрыться въ рѣку: во имя обезпеченія себя отъ еще только возможнаго насилія со стороны сильнаго, подчинитъ себя постоянно организованному господству сильныхъ же.