Сумерки свободы
Шрифт:
Вульгарность и бездуховность наших будней вторгаются и в наши праздники. Один из известных наших режиссеров сетовал недавно на то, что в кинематографе стало трудно найти артиста на роль интеллигентного человека. Актеры с восторгом и даже со смаком играют забулдыг, бомжей, блатных, «сферу обслуживания», парней с «Выборгской стороны», чекистов, «шариковых», а сыграть скромного чеховского интеллигента почти что уже и некому. Вот Е. Евстигнеев, к счастью, недавно подарил нам великолепного профессора Преображенского из «Собачьего сердца» Булгакова. И дело, конечно, не в том, что не талантливы актеры, а в том, что в обществе утрачены понятия о том, что такое интеллигентность и интеллигент, как он должен себя вести, говорить, спорить, как держать себя за столом… Даже голоса
Нередко можно услышать вопрос: почему при Сталине при всех извращениях тоталитаризма уровень культуры и нравственности казался выше? Иногда говорят, что страх-де вынуждал людей быть сдержаннее, скромнее, дисциплинированнее. Объяснение это не представляется исчерпывающим. Да и сами понятия «страх» и «культура» несовместимы. В те годы, куда нас отсылают поклонники сталинизма, уровень нравственности и интеллигентности в определенных слоях общества был действительно выше. Но совсем по иной причине.
Со времени революции тогда прошло еще не так уж много лет. Несмотря на то, что большевики почти начисто выкосили элитарную интеллигенцию, средний пласт российского интеллекта пострадал сравнительно мало. Из университетов были вычищены «мятежные профессора», отказавшиеся принять принцип двоемыслия. Но те, которые были принуждены к сотрудничеству, до поры до времени были оставлены в покое. Часть высланных из Москвы и Петербурга профессоров нашла временное пристанище в провинциальных учебных заведениях, куда рука инквизиции дотянулась не сразу, там на каком-то этапе они даже способствовали подъему уровня образования.
Разгромив партии кадетов, затем меньшевиков, к которым тяготели интеллигенция и квалифицированная часть рабочего класса, вынудив к эмиграции значительную часть высшего слоя интеллигенции (когда бродишь по русскому кладбищу в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, то возникает жуткое впечатление, что идешь по костям русской культуры), большевики фактически срыли высший и самый плодородный слой русской культуры. Немецкие оккупанты, захватив во время войны Украину, отправляли в Германию составы с украинским черноземом. Большевики (вспомним массовую высылку интеллигенции в 1922 году, о которой уже писала советская пресса) добровольно отправляли на Запад пароходами и поездами чернозем русской культуры, рассчитывая из оставшейся податливой глины лепить гибкое и покорное существо — «нового, советского человека».
Цвет русской поэзии, литературы, философии, исторической науки, музыки выбрасывается за пределы России. На заброшенной ниве русской культуры разрастается полынь.
Меньше затронутой чистками оказалась средняя школа. Там тоже шла мощная накачка идеологии, но преподавание еще вели в большинстве старые учителя — носители традиций русской культуры. Даже в конце 40-х годов школа не только учила, но и воспитывала. Кто из нас, бегавших в школу после войны, не помнит старых «учителек» с их старомодными прическами, с их строгостью, с их болью за учеников? Мы рухнули не потому, что упали цены на нефть, которой власть затыкала черные дыры нашей экономики, но прежде всего потому, что в стране исчерпался тот интеллектуальный, культурный и нравственный потенциал, который был накоплен многовековым трудом России. Экономисты подсчитали, что продовольственных и фуражных запасов царской России, несмотря на мировую и гражданскую войны, хватило еще на три года после революции. Почти полвека трудились фабрики и заводы, поставленные во время экономического бума после 1905 года. До сих пор трудятся железные дороги, основные магистрали которых были проложены до 1917-го. Сейчас много говорят о кризисе Ленинграда. Это результат того, что поколения хозяев Смольного лишь эксплуатировали огромный потенциал культуры великого города, ничего не давая взамен. Город более полувека прожил на том ресурсе, который был заложен в него строителями. Нынешний кризис Ленинграда —
Дольше всего исчерпывалась культура, но и ее запасы имеют пределы. Ее деградация затронула в большей или меньшей степени все: политику, науку, культуру, армию, милицию, образование. Вирус антиинтеллектуализма поразил как власть, так и подвластных. А в силу специфики кадрового отбора для высших эшелонов власти (требовалась не культура, а демонстрация слепого поклонения догмам и вождям) наиболее пораженной оказалась именно власть, в особенности власть партийная.
С какого времени идет это падение?
Мне не хотелось бы подчеркивать самые ранние вспышки антиинтеллектуализма в 1917 году, зафиксированные Максимом Горьким в его «Несвоевременных мыслях». С известными натяжками эти варварства можно списать на революционную нетерпимость первых дней и месяцев революции. Раны, нанесенные русской культуре в 1917 году разливом анархии, были болезненны, но все же носили характер поверхностных «порезов». Эти действия еще не были ПОЛИТИКОЙ. Большевики прекратили с помощью ВЧК «революционный» бандитизм, как только он стал угрожать их собственной власти. Настоящая угроза для будущего России возникла не в дни революционного разлива, а позднее — когда большевики, одержав победу в гражданской войне и укрепив власть, занялись политикой.
Недавно мне пришлось познакомиться с одним из самых отвратительных документов эпохи. Инструкцией Гиммлера «о культурной политике» на завоеванных германским вермахтом восточных территориях. Нет, рейхсфюрер СС, чье ведомство призвано было осуществлять инструкцию, не отрицал необходимости грамотности. Но эта грамотность, по замыслу идеологов третьего рейха, должна была носить утилитарный характер. Славянских детей следовало обучать простому счету и чтению, необходимых для того, чтобы понимать и усваивать трудовые и политические инструкции.
Как ни тягостно проводить такого рода параллели (в политике они уже не являются откровением, вспомним хотя бы пакт Молотова — Риббентропа), но и в сфере культуры и образования большевики объективно способствовали снижению и утилитаризации культуры.
В свое время у нас было сказано много восторженных слов по поводу действительно уникальной по своим масштабам кампании по ликвидации неграмотности. Всем памятны кадры кинохроники, фотоснимки, запечатлевшие бородатых крестьян и обветшалых старух, склоняющихся над букварем. Но положа руку на сердце давайте спросим себя, стал ли получивший первичную грамотность крестьянин или рабочий завсегдатаем библиотек? Сделался ли он вдумчивым читателем серьезной книги? Приобрел ли он навыки независимого и критического мышления, которые, собственно, и делают человека интеллигентом? Боюсь, что ответ будет отрицательным. Полученная грамотность была достаточна для того, чтобы прочитать на транспаранте слова «Ленин», «партия», «счастье», но недостаточна для того, чтобы понять, действительно ли большевики ведут Россию по счастливому пути.
Немецкий историк Р. Фюлоп-Миллер, специально изучавший этот вопрос, в книге «Разум и лик большевизма» уже в 1927 году отмечает специфическую черту советской политики в области культуры.
«Большевики организовали народное образование так, чтобы никто не мог выйти за пределы официально разрешенного уровня знаний и образования, дабы не возникла для пролетарского государства опасность приобретения гражданами излишнего объема знаний, что превратило бы их в „подрывной“ элемент». На этот же феномен обратил внимание известный американский писатель Теодор Драйзер. Побывав в Советском Союзе, он сетовал Бухарину: «Вы берете ребенка и вдалбливаете ему определенные понятия. Кроме того, чему вы его обучаете, он ничего не знает — и не будет знать, вы постараетесь об этом. Успех вашей революции, таким образом, зависит от воспитания детей, не так ли?