Сунь Ят-сен
Шрифт:
Геройски провел свою операцию этот отряд — сто тридцать «отчаянных». Несколькими залпами из пистолетов и градом динамитных патронов они разогнали охрану резиденции наместника и ворвались в здание. Наместник и его чиновники в панике бежали. Боевики закрепились в здании и вступили в бой с вызванными войсками — две тысячи солдат, целая бригада! Беспримерный бой продолжался пять часов — до тех пор, пока не иссякли боеприпасы. Бойцы понимали, что их отряд сражается в одиночку, что другие отряды либо потерпели поражение, либо не выступили вовсе. Все равно решили сражаться до последнего патрона. Когда боеприпасы вышли все, боевики подожгли здание. Только поздно вечером,
Оправившись от страха, наместник приказал казнить всех, кто был взят в плен с оружием в руках. Ослабевшие от потери крови, измученные боем, солдаты революции встретили смерть так же смело, как бились против целой бригады правительственных войск. Они кричали своим палачам: «Долой маньчжурских грабителей! Да здравствует Китайская республика!»
Хуан Сину, раненному в руку, удалось спастись и укрыться на одной из конспиративных квартир в окрестностях Кантона.
А утром 28 апреля из Гонконга прибыли Ху Хань-минь и Чжао Бо-сянь с хорошо вооруженным отрядом из трехсот боевиков. Они нашли все городские ворота на запоре и под усиленной охраной. Из разговоров с окрестными жителями узнали о восстании и его неудаче. Отряд возвратился в Гонконг, куда через несколько дней, 30 апреля, добрался и Хуан Син. Ему пришлось лечь в больницу. Рана была серьезная.
Сунь Вэнь скоро узнал о геройском подвиге и о гибели «семидесяти двух». Он чувствовал горечь и боль. Павшие товарищи были ему близки и дороги. В каждом из них была частица незабвенного Лу Хао-дуна, кусочек его, Суня, собственного сердца. Но он чувствовал также, что китайский народ может гордиться своими храбрецами революционерами. Схватил лист бумаги и покрыл его иероглифами:
«Убежденные в правоте своего дела, революционные бойцы действовали независимо от возможного исхода восстания, готовые умереть. И они пали, убежденные в том, что поступают правильно. Великая идея самоотверженности революционеров стала достоянием всей нации. Их подвиг — потрясающее событие нашего времени. Восстание воодушевило народ и потрясло маньчжурский двор. И память о нем будет жить вечно. Оно зовет к новым боям! Вперед!»
Сунь Вэнь отправил этот текст товарищам. И вскоре он появился в форме листовки — заявления руководства союза по поводу кантонского восстания.
В восстании приняли участие китайцы — уроженцы многих районов страны. Павшие в бою (их было, собственно, не 72, а 85) — выходцы из шести провинций, среди них 9 студентов, учившихся в Японии и там вступивших в ряды союза, 1 студент, учившийся в Китае, 4 учителя, 1 журналист, 13 военных, 14 крестьян, 3 рабочих. 40 из них прибыли из стран Юго-Восточной Азии (1 журналист, 1 учитель, 13 рабочих, 16 торговцев. Профессия 9 боевиков осталась невыясненной). Были среди них люди разных возрастов, но ни один не был старше 30 лет. Их прах приняла кантонская земля — «Священная земля китайской нации», как сказал Сунь Вэнь.
Кантонское восстание 1911 года имело огромное значение. На сей раз восстание разразилось не в каком-нибудь захолустье, не в каком-нибудь небольшом городке или в деревушке, а в одной из важнейших провинциальных столиц, — разразилось открыто, перед всем Китаем, перед всем миром. Ничто не могло остановить героев революции: ни численное превосходство врага, ни малочисленность собственного отряда. Это было в 29-й день 3-й луны, или 27 апреля по западному
Рядом с Хуан Сином сражался его старший сын Хуан Жи-оу.
Маньчжуры устояли. Но их победа была призрачной. Кантонское восстание прозвучало как могучий гром революционного набата. И ответ не замедлил последовать в виде шторма на берегах Янцзы.
3. Революция торжествует победу!
Сунь Вэнь еще в Америке. Его имя здесь широко известно. К нему обращаются с просьбой изложить свои взгляды на проблемы, стоящие перед Китаем. Дирекция университета в Денвере, штат Колорадо, пригласила его прочитать студентам цикл лекций о Китае. Сунь Вэнь принял это предложение. Почему не использовать университетскую кафедру для пропаганды революции?
Он тщательно продумал события истекших шестнадцати лет. Какую тяжелую борьбу приходится вести ему, всем его друзьям, всему народу. Сколько прекрасных жизней потеряно за это время! Сколько святой крови пролито! Сколько ударов перенесла революционная партия! Неудавшееся апрельское восстание в Кантоне — десятое поражение за шестнадцать лет. Он и не думает отрицать, что это и его поражения.
Настоящий революционер не опустит руки и не утратит бодрости, если на его пути вырастают трудные преграды. Он не поддастся чувству малодушия, не испугается, не отступит перед кажущимся могуществом врага, временно взявшего верх. Придет день расплаты. Готовить приход этого дня — вот о чем обязан думать революционер!
Восстание в Кантоне, несмотря на его неудачный исход, не только не уменьшило, а увеличило и упрочило престиж революционной партии и славу революции. Ее влияние теперь сильнее, чем когда бы то ни было раньше в Китае и за его пределами. Сведения, которые поступают из страны, говорят о том, что число членов союза и его средства увеличиваются с необыкновенной быстротой. В союзе теперь десятки тысяч членов. Немало таких городов, где почти весь гарнизон — солдаты главным образом и значительная часть офицеров — связан с союзом, входит в его организации, носящие иногда другие наименования.
И что еще очень важно: выросли революционные кадры, руководители, агитаторы и организаторы, боевики, люди с решительным характером и смелой волей, без которых революцию не сделать, люди с острым чутьем, умеющие ориентироваться в сложной обстановке нарастания революционного кризиса.
А события в Китае нарастают, хотя еще трудно сказать, когда они примут крутой оборот. Во всяком случае, Кантон на время перестанет быть главным полем битвы. Свою роль он сыграл славно, пример он подал; гром кантонской битвы — февральской 1910 года и особенно апрельской 1911 года — еще и сейчас не замер, его отголоски слышны то тут, то там.
…Так думает он, собираясь с мыслями, перед поездкой в Денвер, к студентам местного университета. Он еще побудет немного в Америке, а потом — туда, куда-нибудь поближе к родной стране, хотя его теперь почти никуда не пускают. Нет для него пристанища во всей громадной Азии.
А тем временем друзья его по революционному делу энергично ведут незаметную, но важную работу.
Сунь Вэнь, будучи в Нью-Иорке, получил известие о том, что в июле 1911 года в Шанхае организовано Бюро правления союза для Центрального Китая. Фактически правление не давало санкцию на организацию такого бюро. Сунь Вэнь понимал, что таким образом как бы оформляется параллельный центр, в котором будет преобладать влияние шанхайских групп, если правду сказать — более правых, чем кантонское крыло. Но дело было сделано и перерешать пока было нельзя.