Сундук истории. Секреты денег и человеческих пороков
Шрифт:
Итак, в стране есть заметная прослойка, сквозь которую протекает мощный поток денег. Эта прослойка готова щедро платить за всё, что ей нужно. И цены растут — увы, не для одних нефтяников, но и для простых смертных. Потребности магнатов далеко не во всём отличны от потребностей простых смертных. Соответственно дорожают не только чудеса роскоши вроде рябчиков или ананасов в шампанском, но и многие товары и услуги повседневного потребления.
Казалось бы, очевидная защита от этой напасти — как раз рост курса рубля. Пусть нефтяник нафарширован долларами, как гусь яблоками — но за ту же уборку или причёску ему приходится расплачиваться рублями.
Увы, всё вовсе не так просто. Немалую долю товаров, необходимых внутри России, приходится покупать за рубежом. Ведь разделение труда наращивает его производительность. Значит, ни одной стране в мире — даже самой великой — не может быть выгодно изготовлять у себя всё необходимое. Но чтобы купить — надо продать. Если растёт рубль — всё, что мы производим своими руками, в пересчёте на другие валюты дорожает. И остаётся продавать только то, что выкопано из природных кладовых. Сырьевая ориентация экономики углубляется. Ещё одно проявление нидерландской болезни.
Центральный банк изворачивается. Массированно скупает лишние доллары. То есть в оборот поступает куда больше рублей, чем нужно для обслуживания внутренних потребностей экономики. Рубль падает — что на первый взгляд и нужно. Но уже второй взгляд упирается в пагубные последствия инфляции.
В вышеупомянутой статье «Дефляция или инфляция?» я писал о них довольно много. Поэтому здесь упомяну лишь самое парадоксальное. По мере удешевления денег от них стараются избавляться чем побыстрее. Их оборот ускоряется — и цены растут быстрее, чем номинальная масса денег. Чем больше денег вбрасывается в экономику, тем острее потребность в них.
Страны Персидского залива, казалось бы, избавлены от таких сложностей. Но дорогой ценой. Они не заботятся о собственном производстве. Разве что Саудовская Аравия развернула у себя выращивание пшеницы. Затея откровенно разорительная — за деньги, уходящие на орошение и удобрения, можно в более благодатных краях купить той же пшеницы в десятки раз больше. Но шальные нефтедоллары можно и не считать. Всё равно львиную их долю — всё, не вложенное про запас в акции западных (не избалованных денежными потоками) предприятий — проедают. Так отчего бы не поесть красиво!
Мы бы, наверное, тоже могли жить только на доходы из недр — если бы нас в расчёте на тонну нефтяных запасов было не больше, чем арабов. Но раз уж в России до сих пор живёт куда больше народу, чем во всём арабском мире (в том числе и обделённом нефтью), то рассчитывать на милость природы нам не приходится. Надо жить делами своих рук и — главное — своих умов.
Доллар и баррель
От победы демократов на выборах 2006 года в СГА я (как и многие эксперты) ждал роста доллара и падения нефти. Но когда я это пишу, картина противоположная. Нефть — после мелких зигзагов — довольно уверенно растёт. Доллар же падает темпами, каких уже несколько лет не видано.
Уинстон Леонард Спенсёр Чёрчилл сказал: хороший политик должен предсказать, что случится через неделю, год, десятилетие — а потом убедительно объяснить, почему этого не случилось. Последую его совету.
Уже добрых полвека в СГА противоборствуют два пути развития хозяйства. Классический: всё производить у себя; чем побольше экспортировать; жить на доходы от производства.
Увы, в постиндустриализме место только творцам (да сфере обслуживания: не везти же квартиру на Филиппины для подметания). А кто готов 8 часов в день стоять у конвейера, но не умеет каждодневно изучать новое — остаётся не у дел. За республиканцев уже голосуют рядовые рабочие — ещё недавно оплот демократов.
Зато на постиндустриальных творцов трудится весь остальной мир. Лицензионных сборов хватает, чтобы пособия по безработице в СГА были куда щедрее зарплат во многих довольно развитых странах. За демократов — не только творцы, но и, например, негры, благодаря тем же демократам получившие право уже в нескольких поколениях жить за счёт налогоплательщиков.
Экспортёрам удобна недооценка их валюты: зарубежную выручку они обменяют на большее количество своих денег, легче погасят производственные расходы, получат лучшую прибыль. Творцам полезен рост курса: при фиксированной договором, лицензионной ставке они лучше заработают в реальном исчислении, смогут больше купить за рубежом. Со времён валютного кризиса конца 1960-х, отменившего золотое обеспечение (ибо золота уже не хватало на покрытие сколько-нибудь заметной доли мирового товарооборота), демократы стараются поддержать доллар, республиканцы его обесценивают.
Когда деньги дешевеют, их стараются вложить в ценности потвёрже. Купишь другие валюты — а вдруг их эмитенты тоже поддержат своих экспортёров? В сложные дни растёт спрос на товары массового потребления: их — в отличие от валюты — всегда можно сбыть (и обычно с выгодой).
Самый ходовой нынче товар — нефть. Фьючерсные контракты на неё заключают в основном не ради потребления. Из дешевеющих долларов капитал перекладывается в чёрное золото. [147]
Экономике СГА это вроде невыгодно: она весьма энергоёмка — так, затраты на кондиционирование воздуха в Калифорнии сопоставимы с отоплением всей России. Но в розничной цене углеводородного топлива (как и алкогольных напитков) основную долю составляют налоги. Чуть снизив их, правительство СГА делает цену терпимой. А вот Европейский Союз, где социальная политика активнее и налогов на неё нужно больше, страдает от дорогой нефти куда сильнее, и конкурентоспособность экспорта из СГА растёт.
147
Обычного золота уже давно не хватает для покрытия нужд спекулянтов. Даже его многократное подорожание не соответствует росту массы необеспеченных денег.
Нынешний президент СГА — стойкий борец за классику. Среди первых решений Буша — ограничение импорта стали. Поддержан низ технологической пирамиды (да вдобавок американская металлургия по мировым меркам устарела). Ущемлены интересы технологий повыше: скажем, лицо страны во многом определяет металлоёмкое автостроение. Убыток СГА в целом оценивается миллиардами. Но в рамках партийных интересов Буш прав: чем примитивнее технология, тем больше в ней доля приверженцев республиканцев. А уж автозаводы — давняя вотчина демократов: ударив по ним, Буш ничего не потерял.