Сундук с серебром
Шрифт:
Это происшествие усилило ненависть Продара к чужакам. Дождавшись сына, со страхом смотревшего на него, этот тихий, угрюмый человек сжал кулаки и изо всех сил затопал ногами, давая волю своему гневу.
— Она тоже надо мной смеялась, — сказал он, успокоившись.
— Кто? — еле выдавил из себя Петер.
— Милка, — ответил Продар угасшим голосом.
На сердце Петера лег камень. Между Продаром и дочкой Кошана годами тлела глухая беспричинная вражда. Продара, человека строгих правил, коробил озорной нрав
В тот же вечер Продар спросил жену:
— Куда ходит наш Петер?
— К Кошану, — ответила она.
Спустя несколько дней Продар чинил ясли и сломал сверло. Он отправился к Кошану попросить другое.
В сенях толпились солдаты, в горнице никого не было. Продар кашлянул. Никто не отозвался, только из боковушки доносилось женское хихиканье, да еще он уловил сказанные по-словенски слова:
— Никого нет?
Продар подошел к дверям, взялся за ручку и потянул ее на себя. Но тут же отпрянул, словно ошпаренный, и закрыл дверь.
С минуту он стоял в полной растерянности, не зная, что делать. Потом повернулся и вышел во двор.
Кошан был возле дома.
— Сверло у меня сломалось, может, одолжишь свое. Сам дашь или у жены спросить?
Слова, намекавшие на подчиненное положение Кошана в доме, не обидели соседа; напротив, он даже повеселел.
— Что-что, а в этом я тебе услужу. В сенях висят. Выбери сам.
Кошан ушел за дом, Продар ступил в сени.
В эту самую минуту, поправляя волосы, из горницы вышла Милка. Взгляды их встретились, и они на мгновение застыли. В глазах девушки сверкнули ненависть и досада. Милка опустила глаза, безразлично передернула плечами и, поджав губы, прошла мимо.
Продар все понял. Он стоял словно пригвожденный. Забыв про сверло, он повернулся, вышел во двор и зашагал по мягкому, поскрипывающему снегу.
В тот же вечер часов около десяти Продар запер дверь и пошел вслед за женой в боковушку. Они были одни. От них солдаты уже ушли, оставались только у соседа.
— Чего это ты дверь запер? — спросила Продариха.
— Потому что это мой дом.
Жена пригорюнилась. Впервые в жизни муж ответил ей так грубо. Продар почувствовал укоры совести, но извиняться не стал.
— Петера еще нет, — заметила жена через некоторое время.
— В другой раз явится домой пораньше.
— Под замок ведь его не посадишь. Взрослый, жениться в пору!
— В пору! — Продар снял жилет и бросил его на кровать. — В пору! Да только не на всякой.
Продариха смотрела на мужа, не понимая, что его рассердило.
Продар не знал, куда себя деть. Подошел к окну. Глазам его предстали темная полоска реки, белый снег, черные силуэты деревьев…
— Куда, говоришь, он ходит?
— К Кошану.
— Сама видела?
Жена помолчала.
— Куда ж еще? Других девушек поблизости нет.
— Нет
— Милка здоровая, сильная, работящая…
— Это ты так думаешь! — оборвал ее муж. — Я думаю по-другому! — Он остановился возле жены. — Ежели хочешь знать…
Он собрался выложить ей то, что знал, но в последнюю минуту передумал.
— Мне про нее больше известно, чем тебе.
Слова мужа свинцом легли на сердце Продарихи. Таинственный намек разом погубил все ее радужные мечты о молодухе, которую она бы с радостью взяла в свой дом. Она не сомневалась в том, что Петер любит Милку.
Продар ждал сына. Заслышав шаги, он встал. Кто-то тщетно старался открыть дверь. Раздался троекратный стук, с каждым разом все более громкий и настойчивый. Перед домом, глядя на темные окна, за которыми лишь тускло мерцал огонек, стоял Петер.
— Францка! — позвал он.
Забравшись с головой под одеяло, Францка слышала разговор родителей и не отозвалась.
Продар видел, как сын пошел за дом. Он долго ждал и уже хотел снова лечь, как вдруг услышал за стеной шум. Раздался прыжок и удар в стену.
Продар распахнул настежь дверь. Сын вошел, удивляясь тому, что отец еще не лег.
— Как ты вошел в дом?
— Через заднюю дверь. В сенях было заперто.
В обращенной к скале стене наверху была дверь. С земли к ней приставлялась лестница, а со скалы перекидывался мостик. Через эту дверь в дом вносили сено, пока на чердаке не выгородили еще комнату о трех окнах. Снаружи под крышей висела длинная лестница, привязанная лозой к балкам и перекладинам.
Продар прибавил огня; тени на стенах стали отчетливее.
— Где был?
— Ходил в гости.
Сын почувствовал неловкость при этом признании.
— К кому?
Петер не таился; он отлично знал, что родителям известно, куда он ходит. И все же сказать об этом было трудно.
— К Кошанам.
— Тебе, конечно, пора жениться, — сказал отец. — Можешь жениться, когда хочешь. Только как следует выбери себе невесту. Выбери себе такую невесту, чтоб все было честь по чести, а не как попало.
Продар хотел выразиться покрепче, но не нашел нужных слов. Это придало Петеру храбрости.
— Жену я выбираю себе, а не вам! — отрезал он.
— Себе? — Продар вытянулся. — Да, себе! Коли тебе будет хорошо, то и нам понравится.
Петеру было не по себе.
— А чем Милка не хороша?
Ответ вертелся на языке, но Продар понимал, что сейчас лучше не говорить об этом. Сказать, что они с Милкой ненавидят друг друга? Или что она смеялась над ним, когда его арестовали? Или назвать самую важную причину, затрагивающую его честь, если не самые устои его семьи?
Продар мучился и терзался, не смея высказать того, что было у него на душе.