Супердвое: убойный фактор
Шрифт:
Мы слова друг другу не сказали, мы уже тогда были как братья. Между нами было согласие по самому важному, самому острому вопросу — что есть жизнь и какова ее цена, а это, знаете ли… Надо попробовать, иначе нам не будет покоя. Не тому учил нас Трущев, не для того он рисковал головой, спасая Первого от самого себя в Калуге, а меня, от самого себя же, в Швейцарии. То же самое можно сказать о Нильсе Боре. Не для того он проникал в тайны атомного ядра, чтобы мы вот так, походя, сдали Волошевского и потом ходили, потирали руки — как мы его, а-а? Тяп, ляп — и готово!
У
Навестив Майендорфов на следующий день, я завел разговор о предстоящем чемпионате Европы по боксу, которой должен был состояться в Булони. Я уверенно заявил, что на этот раз питомцы Макса Шмелинга разгромят всех конкурентов из неполноценных рас и обеспечат Германии превосходство не только в области духа, но и в физической мощи.
Майендорф выразил сомнение.
— Ты еще молод, Еско. У тебя не хватает опыта. Эти недоноски как быки. Они глупы, но понимают, что с случае поражения их тут же отвезут на бойню, поэтому они будут биться не щадя жизни. И это правильно. В этом мире сильнейший должен побеждать не только теоретически, но практически.
— Так-то оно так, но наш Макс, оказывается, тренирует не только наших ребят, но и какого-то Волошевски. Говорят, этот русский перебежчик уже однажды отобрал титул у представителя люфтваффе?
— Это ничего не значит, дружище. Такие как Власов или Волошевски тоже нужны. Управлять Россией без русских — это пустые мечтания. Рейхсминистр четко дал установку: «…нам нужны проверенные, отведавшие крови соплеменников кадры из унтерменшей». На днях рейхсминистру был представлен доклад, в котором утверждается, что процент арийской крови среди русских значительно выше, чем мы предполагали. Отсюда их временные успехи на фронте.
Я под столом наступил Магди на ногу.
— Я хочу посмотреть на наших боксеров! — неожиданно заявила Магди. — Я всегда восторгалась Шмелингом. Он так чудесно сыграл в «Любви на ринге». Он и Снегова были просто бесподобны. Кстати, Еско, я смотрела этот фильм, когда твой папа увез тебя в Россию. Мне тогда повезло, и я взяла автограф у «красавчика Макса».
Дядя Людвиг удивленно глянул на дочь.
— Никогда не знал, что ты увлекаешься боксом, — признался он. — Я мог бы привезти кучу его автографов. После того, как Шмелинга тяжело ранили во время высадки десантников на Крите, я помог ему встать на ноги. Он ни в чем не откажет моей дочери.
12 октября.
Шмелинг не отказал. Более того, он согласился подбросить нас на квартиру Волошевского — пусть Магди
— Этот русский — крепкий парень. Он утверждает, что у себя в России был чемпионом Ленинграда и призером чемпионата страны. Кстати, Шеель, если желаете потренироваться, приходите ко мне. Бокс сродни искусству. Глядя как боксирует тот или иной спортсмен, я могу сказать, что он из себя представляет.
Я отказался, потому что всегда предпочитал боксу межпланетные полеты. Не хватало, чтобы какой-нибудь эсесовец — а их у Шмелинга в спортзале было предостаточно, — вышиб мне мозги.
То-то обрадуется Дорнбергер.
Макс подвез нас на Бремерштрассе, где располагалась прежняя квартира Бойкого и откуда он сбежал несколько недель назад. Мы поднялись на лестничную площадку. Боксер нажал на кнопку звонка.
Тишина.
Нажал еще раз.
Верьте не верьте, но я не без опаски ждал — вот сейчас распахнется дверь, оттуда вывалится оперативная группа и начнет крутить нам руки. Шмелинг, конечно, успеет врезать кому-нибудь по физиономии, а вот мне ни в коем случае нельзя ввязываться в драку. Не дай Бог, ссадина или кровоподтек. Что тогда будет с Первым? Придется нанести ему такое же увечье, как и мне. Впрочем, я не терял надежду, что Шмелинг и Магди помогут мне выкарабкаться из этой непростой ситуации.
За дверью было тихо.
— По-видимому, русского нет дома, — заявил Шмелинг.
В этот момент дверь квартиры напротив отворилась, оттуда выбежала фрау в домашнем халате и с фото в руках. Она бросилась к Шмелингу, протянула снимок.
— Господин Шмелинг, я так рада! Не могли бы вы подписать вашу фотографию.
Макс молча подписал снимок.
— Майн Гот! — восхитилась фрау. — Теперь у меня есть автограф гордости нации.
— Скажите, фрау…
— Фрау Доббель, будьте любезны.
— Скажите, фрау Доббель, где ваш сосед?
— Ах, этот русский. Он был такой скрытный. К сожалению, он исчез две недели назад. Я уже сообщила куда следует.
— Жаль, — расстроился Шмелинг. — Он был мне нужен. До свидания, фрау Доббель.
Женщина проводила нас до лестницы. Мы начали спускаться. Я обернулся — женщина доброжелательно осклабилась и помахала рукой. Я рискнул вернуться.
— Не подскажете, фрау Доббель, по какой причине герр Волошевски съехал с квартиры и где его теперь можно найти?
— Понятия не имею. Я же говорила, он такой скрытный. Недавно у него в квартире поселились два странных господина. Я напомнила герру Волошевски, что их необходимо зарегистрировать, но он не послушал. Пришлось самой пойти в полицейский участок.
— Вы поступили как настоящая патриотка, фрау Доббель.
— Рада слышать, герр офицер.
Уже на улице, распрощавшись со Шмелингом, я представил, как фрау Доббель часа в два ночи — раньше Волошевский вряд ли рискнул провести на конспиративную квартиру посланных ему на подмогу боевиков, — прильнула к глазку и пытается разглядеть незнакомцев. Интересно, дождалась ли она рассвета или сразу помчалась в гестапо?