Супергрустная история настоящей любви
Шрифт:
— Пойдем со мной, Леонард, — сказал он, и голос его дрожал от огромности предстоящего, словно у мальчика на бар-мицве.
— Ой, ну что такое? — спросил я, и сердце у меня заколотилось, болезненно отдаваясь в ступнях.
Ведя меня в крошечный кабинетик в глубине, где, судя по сладко-рассольному амбре, прежде хранились синагогальные запасы гефилте-фиш, Мелкий Бобби запел:
— Вечной тебе жизни, смерти не познать, будешь ты, как Джоши, юношей летать.
Господи всемогущий! Стольная Церемония.
И вот он, в окружении десятка сотрудников, в том числе нашего лидера (который обнял меня и поцеловал) — мой новый стол! Келли скормила мне ритуальную головку чеснока, а затем мятные пастилки с никотиновой кислотой и без сахара, а я разглядывал этих красивых молодых людей, которые
Мой стол. Все три квадратных фута, блестящие и гладкие, полные текста, каналов, Изображений, что вздымаются над его цифровой поверхностью, — вероятно, он стоит тех 239 000 долларов в юанях, что я все еще должен Говарду Шу. Позабыв про Салон Вечности, точно отныне он меня не достоин, я добрую часть рабочей недели провел за столом, открывая по несколько каналов одновременно — дескать, я слишком занят, у меня на светскую болтовню времени нет.
Приняв позу божества — зацелованный Юнис хобот устремлен в потолок, руки ласкают информацию на столе, будто примериваются лепить голема, — я сканировал файлы наших будущих Жизнелюбов. Передо мной мелькали их белые, блаженные, главным образом мужские лица (по данным наших исследований, женщины больше заботятся о потомстве, нежели о вечной жизни); эти люди рассказывали мне о своей благотворительной работе, планах для человечества, тревоге о нашей хронически больной планете, мечтах о вечной трансценденции в обществе единомышленников из числа юань-миллиардеров. Надо думать, последний раз они так отчаянно врали лет сорок назад, заполняя анкеты на поступление в Суортморский колледж.
Я отбирал заявки на свой вкус — одни по стандартным показателям финансового, интеллектуального или «долговечного» (здоровье) свойства, другие же потому, что их податели не смогли изгнать страх из глаз, опасение, что, невзирая на богатство, на синекуры, которых они себе понабирали, невзирая на канючащих детей и внуков, конец неотвратим, неизбежно падение в пустоту — трагедия, пред которой все прочие трагедии возмутительно банальны, потомство смешно, а все достижения — капля пресной воды в соленом океане. Я сканировал низкие и высокие уровни холестерина, рост эстрогена и финансовые падения, но главным образом искал аналог нелепой хромоты Джоши: признание собственной слабости и ничтожности, аллюзию на всеобщую несправедливость и космические ошибки вселенной, которую мы населяем. А также истошное могучее желание их исправить.
Один из моего Набора, назовем его Бэрри, управлял небольшой Розничной империей в южных штатах. Видимо, прежде чем послать ко мне, Говард Шу уместным манером его устрашил. Мы принимаем в среднем 18 % Преимущественных Индивидов, подавших заявление, и наше грозное письмо с отказом по сей день рассылается обычной бумажной почтой. Процедура Набора затянулась. Бэрри, безуспешно камуфлируя последние остатки тягучего алабамского говорка, изображал осведомленность. Спрашивал про обследование, восстановление и реконструкцию клеток. Я в красках нарисовал ему трехмерную модель: миллионы автономных нанороботов в его прекрасно сохранившемся организме, регулярно играющем в сквош, извлекают питательные вещества, добавляют, доставляют, жонглируют кирпичиками, копируют, манипулируют, перепрограммируют, заменяют кровь, уничтожают вредные бактерии и вирусы, отслеживают и идентифицируют патогены, реверсируют разрушение мягких тканей, предотвращают инфекции, восстанавливают ДНК. Я пытался вспомнить, как меня все это воодушевляло, когда на последнем курсе Нью-йоркского универа я только пришел в компанию. Я много махал руками, подражая блекнущим римским актерам у Тонино, в ресторане, где кормил Юнис острым баклажаном.
— Когда? — спросил Бэрри, явно заразившись моимволнением. —
— Мы почти у цели, — в отчаянии сказал я. 239 000 долларов в юанях, которые я должен Говарду Шу, будут вычтены первого числа следующего месяца. Эти деньги должны были стать задатком за первую из многих процедуру дехронификации. Да, мое имя снова на Табло — и что же? Поезд уходит со станции, а я бегу следом, чемодан раззявлен, и по платформе комически рассыпаются белые трусы.
Я повез Бэрри на пустынную Йорк-авеню, в наш исследовательский центр, десятиэтажную бетонную глыбу, когда-то бывшую пристройкой крупной больницы. Пора ему повстречаться с нашими Индейцами. В «Постжизненных услугах» тема с Ковбоями и Индейцами. Мы в отделе по связям с Жизнелюбами называемся Ковбоями; Индейцы — это те, кто взаправду проводит исследования; в основном они приглашены из Индии и Восточной Азии и занимают восемьдесят тысяч футов на Йорк, а также три комплекса-спутника в Остине, Техас; Конкорде, Массачусетс; и Портленде, Орегон.
У Индейцев все по-простому. Там, куда пускают посетителей, смотреть особо не на что — обыкновенная контора: молодежь с эппэрэтами, нечувствительная к внешнему миру, и, может, кое-где стеклянный резервуар с мышами или какая-нибудь вертушка неизвестного назначения. Из онкологической и вирусной лабораторий навстречу Бэрри вышли два самых общительных парня — обоих зовут Прабалями — и вывалили на него новую порцию терминологии, подпуская между тем отрепетированные рекламные лозунги:
— Мы уже прошли стадию альфа-тестирования, мистер Бэрри. Могу со всей уверенностью заявить, что мы уже на бета-стадии.
Когда мы вернулись в синагогу, я проанализировал Бэрри на желание жить. Провел сканирование, определяющее биологический возраст объекта. Тест на переносимость трудных условий. Проверку на Устойчивость к Бесконечной Печали. Проконтролировал его реакцию на потерю ребенка. Бэрри, видимо, чувствовал, сколько поставлено на карту, и подергивал англосаксонским носом, пока в зрачки ему проецировались Изображения, а я между тем считывал результаты своим эппэрэтом. Он вынесет что угодно. Жизнь, это беспрестанное движение от одного источника боли к другому, печалила его, но не более, чем многих других. У него трое детей, и он станет цепляться за них вечно, хотя его текущий счет в банке позволяет сохранить для вечноститолько двоих. На своем эппэрэте я запустил «Выбор Софи» [52] — Джоши считает, основной затык в нем.
52
«Выбор Софи» — выбор между двумя равно драгоценными возможностями, при котором осуществление выбора в пользу одной ведет к уничтожению другой; по названию романа американского писателя Уильяма Стайрона (1925–2006) Sophie’s Choice(1979), в котором главная героиня, попав в Освенцим, вынуждена выбирать, кто из двух ее детей погибнет сразу, а кто останется жить.
Бэрри совсем вымотался. Последний барометр, тест на Когнитивные Языковые Способности Паттерсона-Клея-Шварца, может подождать следующего раза. Я уже понимал, что этот совершенно разумный, сверхъестественно добрый пятидесятидвухлетний человек в квоту не попадет. Он обречен, как и я. И поэтому я улыбнулся ему, поблагодарил за искренность и терпение, похвалил его интеллект и зрелость, а затем тычком пальца в цифровой стол бросил его в пылающий погребальный костер истории.
Из-за Бэрри меня колбасило, но еще больше колбасило из-за себя. В кабинете Джоши весь день толпились люди, но я зашел, улучив тихую минутку, и увидел, что он стоит у окна, недоуменно разглядывая безупречно синее небо, в котором, нацелив вниз армированный нос, как раз плелся к Ист-Ривер одинокий жирный военный вертолет, словно хищник на охоте. Я тихонько приблизился. Джоши кивнул — не то чтобы недружелюбно, но сдержанно и устало. Я рассказал про Бэрри, подчеркнул красоту его души и его проблему — слишком много любимых детей, нет денег спасти их всех, — и в ответ Джоши пожал плечами.