СУПОСТАТКА
Шрифт:
чистый участок перед поросячьим домиком. Простите, Боря и Маша, что не уберг вас...
Вы доверились мне, а я...
На глаза набежали слзы. Что бы скрыть их от Среды, захватил горсть снега,
умылся.
Среда приподняла край куртки, осторожно вытерла мо лицо, коротко прикоснулась
губами к моим губам.
– Спасибо...
Среда потянула меня в дом. Ступив на крыльцо, я невольно затормозил: в памяти
тотчас всплыла картина разбоя, нутро протестовало дальнейшему
И вдруг под углом дома, за камнем забавно чихнули. Я вопросительно глянул на
Среду. Она загадочно улыбалась глазами.
И тут из-за камня появилась... Раечка. Она шла тихо, покачиваясь, часть е
туловища обтягивала меховая муфточка.
Жива?!
Раечка приблизилась к крыльцу, стрельнула в меня жлтыми щлочками, фыркнула,
похоже, укоряющее: мол, а ты уже меня похоронил?
Я качнулся вперд, споткнулся, и упал на колени перед Раечкой. Руки сами
обхватили е мордочку.
– Рая... как я рад... Живая...
– слова на полпути размокали, превращаясь в крупные
капли, которые посыпались слезами на мордочку рыси.
Я покрывал поцелуями е лоб, глаза, горячий нос, а Раечка облизывала меня
влажным шершавым языком, при этом забавно урчала. И ещ она, как и я, плакала.
А на крыльце стояла Среда, смотрела на нас с улыбкой и плакала от счастья.
Невероятно, но факт: Раечку вернули к жизни дети!
Она уже была на полпути в мир иной, когда живые комочки в утробе вцепились в
маму и не пустили. Да, Раечка была беременна. Об этом мне сообщила Среда.
Сама она пришла в себя, когда почувствовала, что ухожу я. И поднялась, и
стряхнула всю боль, унижение, как пыль. И встала между мной и явившейся по зову
Смертью. Четыре дня и ночи длилось противостояние - Среда одержала победу. Ибо с
ней была Любовь, а у костлявой лишь коса.
Умница, не только боролась за мою жизнь, но и восстанавливала разрушенное. За
четверо суток Среда умудрилась восстановить постель, посуду, замазала рану Слонику,
вымыла и выскребла всю комнату, сшила себе обновку. Как понимаю, она хотела одного:
когда я приду в себя, то увижу, что вс на месте, значит, кошмар был во сне, а не наяву...
Наивная славная моя девочка!
Вот только Борю с Машей не верншь. Скрепя сердцем, Среда употребила их мясо
на пользу дела: поила меня и Раечку с ложечки бульонами.
С комом в горле, я опустился на колени перед Средой и, целуя е руки, крепко-
крепко прижался к е животу и замер, пьянея...
20. Гость
Через
беспокоила. И теперь уже я делал вс возможное для поддержания и укрепления
здоровья Среды и Раечки.
72
Снег пролежал не долго: опомниться не успели, как от него и следа не осталось. Я
ловил рыбу, охотился на кабанов, ставил силки и петли, собирал клюкву, голубику, и, по
подсказке неведомого доброжелателя готовил страждущим укрепляющие отвары, варил
компоты и супчики.
Среда свежела на глазах: исчезла бледность, щки порозовели, из глаз напрочь
испарилась боль. Вот только худоба портила картину. Ничего, это наживное: были бы
кости, а мясо нарастим. Обязательно нарастим: и рыбалка и охота у меня удивительно
удачно проходили, так что рыбы и мяса у нас было вдоволь. Плюс молоко и молочные
продукты.
Ещ через день сняли с Раечки муфточку-бинт. Вс отлично зажило, правда, Раечка
вс ещ ходила медленно, словно боялась разбередить рану.
А ещ через день случилось такое, что я даже и помыслить не мог.
Солнце только перевалило за полдень. День обещал быть по-летнему сухой и по-
осеннему прохладный. Мы со Средой разделывали тушу молодого кабана: что-то сразу в
коптилку, что-то пойдт на колбасу, а сало, за неимением соли, придтся перетопить.
После обеда планировали сходить за сотами: я приметил одно дуплистое дерево с
пчлами.
Так вот, я выбирал требуху в таз, Среда взяла его и направилась в сторону бани.
И тут внезапно перед ней, как глыба снега, возник белый старик. Среда вскрикнула,
уронив таз, затем метнулась назад, за мою спину.
Я выпрямился, сжимая в руке окровавленный нож.
Старик был не то в халате, не то в белом длиннополом костюме. Пышная копна
волос и такая же борода. Обычно таких древних стариков показывали у нас в фильмах
про древнюю Русь.
Старик постоял с минуту оторопело, потряс головой, и только потом воззрился на
нас.
Воцарилась странная напряжнная пауза. Среда за моей спиной что-то быстро-
быстро шептала, и голос е дрожал.
Старик шагнул к нам, не дойдя шагов пять, остановился, громко хмыкнув, хлопнул
себя по бдрам:
– Пап, ты?! Привет!
– Простите...
– Это я, Максим.
– Ма... ксим?!
– Да, твой сын,- старик кинулся ко мне, стиснул в объятьях, по-детски завсхлипывал:-
Пап... вот ты где... А мы не знали, что и думать... Ты так странно пропал... О тебе весь год