Суррогат мечты

Крячко Григорий

Высоко в воздухе висела «карусель». Эдик аж рот открыл от изумления — в первый раз он видел такую диковину. Обычно эта ловушка вытягивалась вверх, как маленький смерчик, а эта раздулась вширь этаким тороидом, вращающим воздух вокруг неподвижного центра. Неподвижно — то неподвижного, но внутри него сами собой порхали, как в этаком сосуде мелкие малиновые искорки. Скорее всего, убийственные для любого, кого засосет ловушка в свой круговорот и швырнет под эти маленькие, безобидные огоньки. Эдик взял с земли камешек и приготовился уже швырнуть в ловушку, но Призрак обернулся и взял его за плечо:

— Не

смей даже. Она расшумится, и в бункере услышат. Веди себя как мышь.

Эдик повиновался. В самом деле, он чуть было не сделал непоправимую глупость. Хорошо, что предусмотрительных проводник удержал.

Над головой из-за редкой щетки леса уже возвысились, грозно нависая, четыре чудовищного размера антенны «Радуги». Со стороны они выглядели как фермы опоры ЛЭП, только в разы больше. Сваренные и склепанные из металлопроката, увенчанные наверху какими-то странного вида передатчиками, антенны явственно указывали расположение бункера и самого центра РЛС, куда и шли сейчас путники. Дима Шухов даже задержался на полминуты, рассматривая антенны в бинокль.

Антенны производили гнетущее впечатление. Они всем своим видом грозили пришельцам, предупреждали: «Не ходите дальше. Там ждет смерть. Стойте и возвращайтесь, пока не поздно». Но досужие путники упрямо продолжали двигаться вперед.

Споткнулся Сапог, из его носа прямо на бороду проложила путь по землистой коже струйка крови. Схватился за голову Шухов, простонав: «не могу больше» и грузно осел на землю. Эдуард сам чувствовал тошнотворную слабость. Ноги отказывались идти дальше, дрожали колени. Да что это с ними такое?! Насколько помнил молодой ученый, работа «Пульса» проявлялась совершенно иначе. А тут все за последний километр пути расквасились до состояния паралитиков. Рядом устало сел, а потом и вовсе лег, откинувшись назад, на спину Черт, уставился немигающими глазами в небо. Сапог вообще захлебывался струящейся из носа кровью. Призрака качало из стороны в сторону, как осинку на ветру, но он выглядел бодрее и жизнеспособнее остальных.

— Мы не пройдем тут, — прохрипел Семецкий. — Я даже встать не могу… А до бункера этого сраного еще топать и топать. Что это с нами?

— Нас… Нас что-то не пускает… — пробубнил Черт, отчаянно борясь с сбивающимся дыханием. — Никогда не сталкивался ни с чем подобным. Дьявол, моя голова…

Призрак попытался идти дальше, но его тоже валило с ног, как если бы он шагал против очень сильного ветра. Остальные равнодушно наблюдали за этими бесплодными попытками. Наконец проводник сдался, споткнулся и бухнулся на асфальт.

— Надо немного отдохнуть… И потом… Идти дальше…

Раздавшийся прямо над ними спокойный насмешливый голос ошеломил путников, как ведром ледяной воды на голову:

— Вы не пройдете. Я вас не пущу.

Эдик вскинул тяжелую, как будто налитую свинцом, неподъемную голову, повернул онемевшее туловище и увидел стоящего на бетонных блоках ограждения дороги человека в странном, никогда не виданном доселе скафандре. Пришелец говорил прямо сквозь респираторную маску, отчего голос звучал искаженно и с хрипотцой, не скрывавшей, впрочем, иронической интонации.

— Далеко собрались, герои? Кстати, чудить я вам категорически не советую. Плохо кончится.

Эдик медленно повернулся в другую сторону.

Там из-за леса показалась целая вереница вооруженных людей. В глазах слезилось и двоилось как после хорошего недосыпа или с глубокого похмелья, но немирные намерения пришельцев не подвергались сомнению. Раздался шелест тяжелых шагов. Сверху, из-за поворота дороги, вышли еще четверо бойцов. Один снял с плеча РПГ-7 и нацелил остроконечную гранату на путников. Впрочем, это был чистой воды жест устрашения. Никто и не посмел бы шевельнуться под прицелом как минимум двух десятков стволов. На холме тускло блеснул блик в объективе снайперского прицела. «Ловко мы тут влетели, — равнодушно, совершенно отстраненно подумал Дима. — И Дракон зазря погиб. Нас ждали».

То ли командир противника подслушал его мысли, то ли просто угадал, но он молвил, спрыгивая с блоков легко, как со стула, хотя высота была не меньше пары метров:

— Мы вас ждали. Интересно было посмотреть, как вы боретесь с Зоной. Не ожидали, что дойдете… Впрочем, мы знали, зачем вы сюда идете. Но установку вы не получите.

— Верните «пульс», — прохрипел Эдик. — Вас все равно остановят. Разбомбят, взорвут, расстреляют из артиллерии. Зачем вам эта установка? Все равно не сможете довести ее до ума. Ваша затея — бред!

— Бред? — кашляюще усмехнулся незнакомец. — Проверим!

Он поднес к маске рацию, бормотнул в нее что-то неразборчивое. И тут же мир перед глазами Эдика полыхнул огнем. Все вокруг бешено закружилось, земля встала перед глазами и больно с размаху ударила в лицо. Стало так плохо, как не было еще никогда в жизни. Эдику почудилось, что он умирает, хотя миг смерти оказался растянут на целую вечность. Желудок комом подкатило к горлу, он стал жестким и занозистым, застрял в пищеводе. Голова сделалась огромной и горячей, внутри переливалось жидкое пламя. Невыносимо жгло виски и темя. Эдик завыл, схватился за череп руками и уткнулся лбом в землю, скорчившись от страданий. Звуки долетали до него как издалека, принесенные порывистым ветром, но он слышал чей-то стон, вскрики, истерический короткий смех, плач…

Все страдания человечества разом наполнили тело и разум Эдика. Его мозг начал медленно закипать, кора плавиться, напоминая лед на горячей плитке. Вой сирены прорвался через тишину. Он сменился ревом дикого слона, потом — шипением исполинской змеи. Звуки не вбивались в уши человека, а рождались прямо у него в голове. С каждой секундой пытка становилась еще непереносимее, хотя куда уж дальше… Человеку казалось, что он невыносимо громко кричит, а на самом деле едва слышно шептал: «Хватит! Хватит!! Хватит!!!»

И вдруг все кончилось также внезапно, как и началось. Эдик настолько за эти секунды страданий настолько уже привык к пароксизмам убийственной боли, что не сказу осознал, как все прекратилось. Растревоженный, вздыбленный мозг все еще бился в судороге, а тело уже бессильно растянулось на земле. Из глаз сочились слезы. Во рту все было солоно от горячей крови — Эдик сам не заметил, как почти насквозь прокусил губу. Теперь из ранки торчал маленький кусочек мяса. Удивительно — но боли он совершенно не ощущал. То ли нервные центры просто выключились, не вынеся перегрузки, то ли эта боль была ничем по сравнению с только что перенесенным мучением.