Сущность зла
Шрифт:
– Это не всегда происходит, как у нас с Мэгги, – сказал Мэй. Большинство разводов – занудное занятие или сопряжены с неудобствами. Уверен, что вы это уже разнюхали, мистербоб. Я все еще по-прежнему люблю ее.
– То есть, можно сказать, отчаянно влюблены.
– Примерно в этом роде.
– И все же не унюхиваю в этом логики.
– Мы не всегда руководствуемся логикой в своих связях, мистербоб. – Со вздохом Мэй осмотрелся в комнате. – Ну как вам объяснить? Скажите-ка лучше мне вот что. Как вы ощущаете метаболизм человеческой пищи? У вас есть проблемы с какими-нибудь продуктами? Например, с теми, что содержат
Арколианец на секунду призадумался на некоторое время, затем встряхнул головой.
– Похоже, мы обладаем крайней совместимостью с вашими продуктами питания, что соответствует плану наших генетиков. Ваши продукты как будто для нас созданы.
Мэй кивнул в ответ и встал с места.
– Тогда я хочу познакомить вас с радостями пива.
– О! – арколианец оживленно защелкал «пальцами». – Та самая суспензия из разжиженного растительного сусла, обогащенная ныне утраченным продуктом Saccharomyces cerevisiae? Я много слышал об этом развлечении.
– Нет, – сказал Мэй. – Это просто пиво. Золотой эликсир, находящийся главным образом в руках представителей моего вида и пола и употребляемый в процессе так называемой мужской вязки. Я собираюсь познакомить вас с обоими этими явлениями.
Арколианец так затрещал клешнями, что со стороны это можно было принять за аплодисменты.
Мэй, как актер после удачного выступления, чувствуя поднимающийся триумф, направился к дверям рубки.
– Должен сказать, – заговорил мистербоб, что в процессе освоения ритуалов Разумных А-форм я еще не испытывал нашу репродуктивную систему. Совместима ли она с человеческой?
– Я не о той вязке говорю, – вмешался Мэй в его пространные рассуждения. – Мы становимся настоящими друзьями при совместном возлиянии напитков. Так что ваши репродуктивные органы тут ни при чем.
– И то правда, – растерянно пробормотал арколианец, который еще не оправился, наверное, от мысли, что ему предложат размножаться на совершенно чужой планете.
Прежде чем капитан успел покинуть помещение, на пороге появилась Чич с суровым взором. Лицо ее было строгим и серьезным, как никогда.
– Капитан, – мягко сказала она, – надеюсь, не помешала важному разговору.
– джеймсоджеймс как раз собирался отвести меня напиться, – похвастался мистербоб.
– Хотел ему объяснить кое-что о мужских... гхм, связях, – замялся капитан. – А что случилось? В чем дело, что стряслось?
– Ничего, – сказала Чич нервно. – Я получила длинноволновую передачу, там хотят поговорить с вами.
– Со мной? – удивился капитан. – И кто это так рвется поговорить со мной?
– Баррис, – ответила она.
– Это уже не смешно.
– Какие тут шутки. – Чич указала на стену, которую капитан использовал вместо доски. – Не хотите меня внести в список? Я только что закончила ковыряться с микросхемами.
– Ты же работаешь над ЧАРЛЬЗОМ.
– Но не хочу оставаться в стороне. Чем я хуже остальных членов?
– ?
– Экипажа. Так вы будете отвечать на вызов? – И Чич с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.
Мэй ничего не ответил. Он раздумывал, продолжая изучать странное выражение на ее лице. Что бы все это значило?
Между тем арколианец буквально разрывался от переполнявшей его новой информации.
– Конечно, – сказала Чич, зардевшись. – Ах да, там же все сейчас разорвется. И не будет никакой
мистербоб сейчас напоминал уродца из музея восковых фигур, в которого вставили батарейку «энерджайзер». Он возбужденно закивал, затрясся, и пальцы трещали.
– Да, да, да! Вот это разговор! Вот это я понимаю!
Рука Мэя поднялась и указала в угол.
– Вам лучше посидеть там, посланник, чтобы не попасться кому-нибудь на глаза. – Настроение капитана заметно изменилось, едва он узнал о новости, которую принесла Чич. Он нахмурился: – Что вы имеете в виду?
мистербоб поднялся и зашаркал в направлении, куда был уставлен палец капитана.
– Я ощущаю отчетливый обмен феромонной информацией между вами и смотричич. Она вошла в комнату с запахом испуга, опасения, который тут же начал рассеиваться, стоило вам заговорить. Ваши слова звучали грубо, резко, строго, без сантиментов, но этот запах мужской агрессивности только успокаивал ее, вовсе не пугая, и в ответ на него от нее исходил – я это явственно чувствовал – благодарный запах самки.
– Но я же ничего не сказал...
Арколианец забился в угол и пристроился на корточках – так сидеть ему было привычнее и удобнее, чем на стуле.
– Как говорят ваши поговорки, джеймсоджеймс, зачем так много слов? Как богат человеческий язык, что позволяет выразить многое в малом!
– Это и называется семантикой, мистербоб, – хмыкнул Мэй. – Без этого нет никакого языка.
– Да, смутился арколианец. – В самом деле. Как это я сразу не подумал. Но я заметил отчетливый ... по-моему, выражение «алхимия» между вами и смотричич будет именно то самое, что надо сказать в данном случае. Это непостижимое сродство характеров.
Мэй опять хмыкнул.
– Да уж, спасибо. Что вовремя сказали.
Он снова вспомнил об этой кратковременной молнии, промелькнувшей между ними, когда они с Чич посмотрели друг другу в глаза, и поежился.
– Если и есть что-то между нами, то это чисто отеческое чувство опеки по отношению к юной девушке, мистербоб. Вообще-то я даже в отцы ей не гожусь, скорее, в дедушки. – С этими словами он стряхнул пыль с рукавов, как бы давая понять, что обсуждение закончено и больше тут говорить нечего. Но, увы, тема была не исчерпана – мистербоб принялся рассуждать о разнице, которую он заметил в запахах, о перепадах, тонкостях, послевкусиях и прочем. Мэй с благодарностью посмотрел на стену, которая наконец взорвалась радужными пятнами. Голос Чич раздался уже совсем близко, словно она не уходила, а невидимая подошла к нему вплотную. Она была совсем рядом – но Мэй знал: это включились вмонтированные в стену динамики. Она известила, что ответила на сигнал. Значит, отступать поздно. Мэй лихорадочно осмотрелся по сторонам, опять заметил арколианца, еще раз убедился, что его притулившийся в углу силуэт не бросается в глаза – а если и бросается, тот его запросто можно принять за одну из статуэток, расставленных по всей библиотеке. Мэй приложил палец к губам. Арколианец подмигнул в ответ единственным глазом. Потом из динамиков раздался грохот, и картинки на стене смешались, гладь стены подернулась рябью, и на нее всплыло изображение Барриса. Некоторое время он тупо разглядывал капитана, словно не видя его, затем, как только изображение пришло в норму, губы его расплылись в змеиной улыбке: