Сущность
Шрифт:
Осборн повернулся к доктору Веберу, который заговорил приглушенным тоном.
– В нашей юрисдикции находится лечение женщины, страдающей галлюцинациями и сильной тревожностью. Мы диагностировали у нее истерический невроз, пока не заметили быстрый спад сопротивления, и теперь, как мы считаем, он перешел в шизофрению. Она страдает не только от зрительных и слуховых галлюцинаций, но также ее тело покрыто ранами и ушибами в результате тяжелого психотического поведения. Мы настоятельно рекомендовали госпитализировать ее, когда она резко прекратила терапию.
Доктор
– Ведущий это дело ординатор ходил к женщине домой и увидел, что два студента, указанные в отчете, декан Осборн, обставили ее жилище разнообразными приборами и графиками, чтобы получить физические доказательства галлюцинаций.
Декан Халперн отвел взгляд, пытаясь скрыть улыбку.
– Послушайте, декан Осборн, – настойчиво продолжил доктор Вебер, – поймите нас правильно. Мы не ставим под сомнение обоснованность их эксперимента и право учиться под руководством факультета. Но университет срочно должен разобраться в том, что из-за поддержки заблуждений женщина лишь убеждается в их реальности, а это очень вредно.
– Смертельно, – вмешался Шнайдерман.
– Одну минуту, Гэри, – остановил его доктор Вебер и наклонился вперед, говоря со всей убедительностью своего медицинского опыта, глядя Осборну прямо в глаза.
Осборн заколебался.
– Из-за этих экспериментаторов, – настаивал доктор Вебер, – иллюзии миссис Моран стали настолько осязаемыми, что перенеслись на ее любовника. В прошлую пятницу он ударил ее по голове, уверенный, что бил эту галлюцинацию в темноте.
Осборн сглотнул.
– Университет за это не отвечает, – заметил он.
– Суть не в этом, декан Осборн, – сказал доктор Вебер. – Женщину чуть не убили. Я не хочу рисковать своими пациентами!
Доктор Вебер наклонился и заговорил с Осборном напрямую.
– Ее фантазии подтвердили, – заявил он, – два студента без какого-либо опыта в психиатрии или даже клинической психологии. Я просто обязан потребовать хоть как-то их ограничить.
Осборн понял, что доктор Вебер закончил, и неловко заерзал.
– Декан Халперн, – сказал он, – что-нибудь еще?
– Фрэнк, когда врач несет медицинскую ответственность за пациента, он обязан действовать так, как поступили бы с этим пациентом другие врачи с аналогичной подготовкой. В противном случае его обвинят в халатности. Если пациента становится объектом исследования, должны быть жесткие ограничения. Пациенту нужно все сообщить, передать форму согласия, сформировать конкретную гипотезу, вынести ее на комитет по проверке… Другими словами, эти двое студентов – не ученые-медики, которые ведут одобренный эксперимент.
– Понятно, – отозвался Осборн.
– Уверен, вы не хотели причинить женщине вред, – добавил Халперн, глядя на доктора Кули. В его голосе послышались нотки сарказма.
– Что ж, – сказал Осборн, поворачиваясь к доктору Кули, – дело довольно серьезное, Элизабет. Я не вижу никаких альтернатив,
Доктора Кули загнали в ловушку. Анонимность была ее щитом на протяжении тридцати лет психических исследований. С другой стороны, становилось ясно, что их закроют, если она не будет защищаться. На протяжении всего собрания в воздухе витала невысказанная мысль, что ее небольшая кафедра была непрофессиональной и даже вредной, и теперь ей нужно было ее отстоять. Доктор Кули согласится на ограничения Крафта и Механа, но должна убедиться, что с зарождающейся кафедрой парапсихологии больше ничего не случится.
– Ситуация и правда щекотливая, Фрэнк, – спокойно ответила она. – Но я бы хотела кое-что прояснить. Во-первых, у нас есть форма согласия. Мы всегда получаем письменное соглашение от испытуемых. Во-вторых, пациент отказался от терапии до того, как связался с нами. Мы никоим образом не нарушили имеющиеся отношения с врачом.
– Она подписала форму, потому что больна, – возразил Шнайдерман. – И то, что она не приходила пару дней, еще не значит, что…
– Простите, – перебила доктор Кули, – испытуемая сообщила нам, что лечение остановлено. Она даже не отвечала на ваши звонки. Так ведь?
Шнайдерман покраснел.
– Это ее гражданское и медицинское право – говорить с кем угодно и приглашать домой кого угодно. Иначе нас бы там не было. Мы не предлагали ей никакого лечения. В подписанном соглашении четко указано, что мы лишь проводим исследование. Это никак не могло повлиять на ведущееся психиатрическое лечение.
– Но присутствие ваших студентов, Элизабет, – вмешался Осборн, – подтвердило галлюцинации, от которых она страдает.
Доктор Кули замешкалась. Она не хотела защищать свою дисциплину. Именно тогда начинались непобедимые споры. Она попыталась аккуратно обойти эту тему.
– Присутствие моих студентов ее успокаивало, – сказала доктор Кули. – Ей было приятно, что мы интересуемся ее проблемой. Хочу отметить, что самые тяжелые из приступов, которые, как мы теперь понимаем, были ужасными сексуальными кошмарами, полностью прекратились в тот период, когда мы начали устанавливать оборудование и исследовательские энергосети. Поэтому неверно утверждать, что мы усугубили ситуацию. Тогда миссис Моран казалась более уверенной в себе, жизнерадостной и даже уверенной в возможном излечении.
Осборн повернулся к декану Халперну и доктору Веберу, которые смотрели на доктора Кули с уважением, но и с затаенной неприязнью.
– Вы можете на это ответить, доктор Вебер? – спросил Осборн.
– Безусловно, – подтвердил доктор Вебер. – Самый важный этап любого лечения – исчезновение симптомов. И самый опасный. Пациент становится уязвим. Он теряет защиту. Как только мы довели пациентку до этого состояния, появились двое студентов и заявили, что все ее иллюзии – правда. Конечно же она была счастлива. У нее истерика. Так ей не пришлось сталкиваться с основными проблемами. И такими темпами она с ними никогда не столкнется.