Суси-нуар. Занимательное муракамиедение
Шрифт:
КОМНАТА СМЕРТИ В ГОНОЛУЛУ. СПИСОК ЖИЛЬЦОВ
Вопрос: если «Дэнс» – продолжение «Овец», то куда пропал Крыса, главный антипод всей трилогии? Или ты забыл его, своего погибшего друга, как забывал всех подряд до сих пор?
О, нет. Как раз с ним у тебя связь «по жизни». От романа к роману и после «Овец» Крыса является тебе в разных обличьях. Ведь это он – твой школьный приятель Кидзуки, который покончил с собой. И он же, в студенчестве, – Нагасава, чья женщина, не пережив его несусветности, также кончает с собой. Твоя тень, которая бросается в Омут. И теперь – твой бывший одноклассник «дружище» Готанда, которому тоже достанется на орехи. Не случайно твои разговоры с ним – пожалуй, самые динамичные
Хочешь отследить, где в романах о тебе появляются или сам Крыса, или его призраки-крысята? Подсказываю ключевые слова: детство, отрочество (adolescence), дрожь сердца, а также – единственный ребенок [29] . Заметим: автор и герой – единственные дети в семье. А крыса – животное, символизирующее душу умершего ребенка [30] . Все они в детстве были одиноки и мечтали о «двойнике» – и сам Хадзимэ, и Наоко, потерявшая старшую сестру, и Кидзуки, и Нагасава, и Симамото в «Юге от границы» – и, надо полагать, Готанда. Все они умерли. Не остался никто. Все они – твои крысы в голове, твое «я», которое у тебя отняли в детстве или в ранней молодости. Смертью отрезанные от тебя половинки («женщина-мужчина, мужчина-мужчина, женщина-женщина»), которых ты так отчаянно ищешь там и потому ни перед кем не можешь раскрыться здесь.
29
В этом контексте особенно символично ощущение «лопающегося плода» (dissilient), которое испытывает Дик Норт от произведений Амэ – женщины, которая не смогла стать своей дочери нормальной матерью, увлекшись искусством, хотя сама дочь была лучшим, что она когда-либо создала.
30
Любопытно, что некоторые читатели увязывали с образом умершего ребенка даже само название отеля «Дельфин». Дескать, английское «Dolphin» слишком созвучно французскому «Dauphin» (дитя), а искажение слова через другой язык и говорит о его «потусторонности». Не случайно, мол, еще в «Охоте» упоминается японско-французский словарь. Интересное мнение.
– Что происходит? – удивляется Кики. – Кому ты верность хранишь? В этой комнате больше не осталось скелетов. Возвращайся к своей Юмиёси…
– Стоп, стоп! – протестуешь ты. – То «тебя кто-то ждет», а то – «больше никого не осталось»? Так куда ж идти? В который из двух миров?
Ступай, куда советует Прикладной Дзэн: «из двух решений всегда выбирай самое третье».
Юмиёси (Мидори, библиотекарша в «Конце Света») – это уже третий мир. Новая реальность и – для твоей сегодняшней ситуации – подлинная жизнь.
Только не забывай, что «нирвана» означает «смерть Будды». Как и наоборот.
А теперь попробуй проследить, где же происходит главный контакт и в какой именно сцене твой Боку наконец «соединяется со внутренним собой».
Видимо, это должна быть какая-то генеральная сцена с Крысой. Чтоб «аж до дрожи в сердце». Нечто судьбоносное, примерно как в «Овцах»: «Ты уже умер? – Ага, я уже умер». И полный катарсис с душою в пятках.
Все-таки нелегкое это дело – встречаться с самим собой. То собственной тенью поплатишься, то еще чем-нибудь. Беднягу Малковича вон как измочалило. Я уж про Тайлера с Нео не говорю… [31] Только одного не могу понять: неужели японист Аркадий Стругацкий прочел-таки «Овец» в оригинале перед тем, как засесть за «Погибшего альпиниста»? По времени вроде сходится… Впрочем, это я так, из праздного любопытства. Можешь не искать.
31
Главные герои фильмов «Быть Джоном Малковичем» («Being John Malkovich», реж. Спайк Джонз, США, 1999), «Бойцовский клуб» («Fight Club» по роману Чака Паланюка, реж. Дэвид Финчер, США, 2000) и сериала «Матрица» («Matrix», братья Вачовски, США, 1999—2003) – трех популярных фильмов последнего времени, чьи герои так или иначе путешествовали в собственный мозг и встречались с собой нос к носу. Сцена физической встречи с самим собой также обыгрывается в повести Стругацких «Отель «У погибшего альпиниста».
Так вот представь.
Был у тебя школьный приятель. Спортивный, стильный, обаятельный – все девчонки в классе заглядывались. Так и стал актером. Знаменитость,
Да, сочувствуешь ты. Даже не знаю, что и сказать…
Но постой. А разве ты сам не нуждаешься в том же самом? Или, может, тебе это все доступно, «пока ты живешь такой жизнью»?
Да вы же, ребята, похожи как две капли воды! Тебе осталось потерять только себя самого. А он не может вернуться к самому себе. Тот же слон, только внутри удава.
«Социальный» Готанда и «оторванный» Боку – одно лицо, отраженное в зеркале. Все это – ты. Только зеркало старенькое, кривое, и голова у отражения не совсем удачно сходится с телом. «Мы лишь эмпирически верим, что отраженный в зеркале образ соответствует оригиналу. Будь осторожнее», – скажет тебе Крита в «Хрониках Заводной Птицы». Но это будет много позже, а пока ты над этим не задумываешься. И когда Юки сообщает тебе, что это он, Готанда, Кики убил, – у тебя просто земля из-под ног уходит. Ты хочешь позвонить Готанде, немедленно услышать, что это неправда, – и не можешь заставить себя набрать номер. И вдруг замечаешь: ты бесконечно один. Хочешь за что-нибудь ухватиться, но ничего подходящего не находишь. Темнота становится белой, а звуки проваливаются в пустоту: да, Готанда – это ты сам. Теряя его, ты теряешь часть себя. Не хочешь терять – и потому не звонишь.
Тогда он сам приходит к тебе. Тоже ведь мучается, небось, на том конце провода. И вот вы беседуете. А ты продолжаешь думать о Кики. И вдруг непонятно откуда из тебя вырывается:
– Зачем ты убил Кики?
Он улыбается. Очень спокойной улыбкой.
– Я – убил – Кики? – переспрашивает медленно, словно бритвой затачивая карандаш.
– Шутка, – говоришь ты, улыбаясь в ответ. – Я просто так спросил… Почему-то спросить захотелось.
Детский сад, в общем. То есть буквально. Так спрашивают дети, растерявшись от страха. Даже не узнав, убивал или нет, – сразу «зачем». С дрожью в сердце. Именно благодаря этой детской дрожи в сердце, этой ребячьей растерянности, тебя осеняет: твоя половинка – убийца. Убийца всего, что может тебя исцелить, а значит, и твой. Все это – ты сам. Готанда-в-Тебе – вот что никак не выльется из тебя слезами, и вот о чем плачут все, кому ты был дорог.
Ибо ты у нас, батенька, главный убивец и есть.
Но лишь когда ты поймешь это сам, твой Свидригайлов в овечьей шкуре подключит тебя ко внешнему миру – и наложит на себя руки, навсегда исчезнув со страниц твоей перепачканной, но еще, надеюсь, не совсем безнадежной истории.
Так что ты делал вчера вечером с пяти до одиннадцати?
lt’s only after we’ve lost everything
That we’re free to do anything [32] .
«Fight Club»
32
Лишь когда мы потеряем всё, мы свободны делать что угодно (англ.).
Что происходит? Почему не пишешь? Боишься?
Не дрейфь. Для таких, как мы с тобой, чтоб было не страшно, недавно изготовили очередную таблетку – кино «Файт-клаб». Извини, что по-английски, – я принципиально не согласен с переводом «Бойцовский клуб». Все-таки бойцы – это люди, которые следуют неким правилам боя. Я уж о «гамбургском счете» не говорю. Главная же идея «таблетки» – просто дать самому себе по зубам по дороге от остановки трамвая (автобуса, электрички) домой. Простая драка до первой крови. Казалось бы. No rules [33] .
33
Без правил (англ.).
Помнишь, был у нас с тобой приятель-однокашник. Переводил средневековые японские стихи, слушал «Duran Duran» и занимался карате. Общительный такой пацан, весь в девочках, накачанный и одевался стильно. А в конце 80-х эмигрировал в Штаты и основал фирму под названием «The Draka Corporations». Устраивал драки без правил в пригородных клубах где ни попадя. Поначалу даже зарабатывал. Сколько на этом протянул-то – года два-три?
Так вот, никогда не забуду ту странную перемену между лекциями – в закутке между буфетом и туалетом, где мы все курили. Он тогда был на пятом курсе, я на четвертом. Минуты три он рассказывал мне, что ему не нравится в его жизни.