Сувенир, или Кукла на цепочке
Шрифт:
— Потеря памяти от сотрясения? Ничего, это пройдет! Как ваша голова, мисс Лемэй?
— Простите, я…
— А, не говорите по-английски? Это я уже слышал. Но вы довольно хорошо понимаете английский? Особенно написанное. Честное слово, в мои преклонные годы весьма трогательно наблюдать, как краснеют современные молоденькие девушки. Вам известно, что вы прелестно краснеете?
Мисс Лемэй в замешательстве поднялась, скомкав в руках лист бумаги. Да, она, конечно, на стороне злоумышленников, ибо кто же, как не их сообщник, попытался бы загородить мне дорогу, что и попыталась сделать она вчера в аэропорту?
— Можете сохранить их, если хотите, — с ехидством сказал я.
— Эти? — она показала на смятые листки. — Они мне не нужны…
— Ха-ха-ха! Память, кажется, возвращается!
— Пожалуйста, я…
— У вас съехал парик, мисс Лемэй.
Ее руки автоматически взметнулись, поправляя прическу, но в следующее мгновение она опустила их и с досадой закусила губу. В темных глазах мелькнуло что-то вроде отчаяния. И снова во мне шевельнулось неприятное чувство недовольства собой.
— Пожалуйста, оставьте меня! — попросила она. Я посторонился и дал ей пройти. На миг ее глаза встретились с моими, и, могу поклясться, в них была мольба. На лице ее что-то дрогнуло, словно она хотела расплакаться, а потом она тряхнула головой и поспешно удалилась. Я медленно пошел за ней, посмотрел, как мисс Лемэй, сбежав по ступенькам, свернула на набережную канала. Двадцать секунд спустя в том же направлении прошествовали Белинда и Мэгги. Несмотря на зонтики, они совершенно промокли и имели несчастнейший вид. Возможно, им все таки удалось добраться до отеля на десять минут. Я вернулся в бар, откуда совсем не собирался уходить, хотя и должен был убедить мисс Лемэй в обратном. Бармен, очень милый человек, встретил меня дружелюбной улыбкой.
— Еще раз добрый вечер, сэр! А я думал, вы уже пошли спать.
— Я так и хотел сделать, но потом мои вкусовые бугорки подсказали мне, что стоит выпить еще одну порцию.
— Всегда нужно поступать так, как подсказывают вам наши вкусовые бугорки! — заметил бармен с серьезным видом. Он протянул стакан. — На здоровье, сэр!
Я взял стакан и вновь обратился к своим мыслям. Я размышлял о наивности, о том, как неприятно идти против своей воли, и о том, могут ли молодые девушки краснеть по заказу. Кажется, когда-то мне говорили, что некоторые актрисы способны на это, но сам я не был уверен. Поэтому ничего не оставалось, как заказать еще порцию.
Следующий стакан, который мне удалось поднять за этот вечер, был совсем другого рода, гораздо тяжелее и наполнен более темной жидкостью. Практически, целая пинта крепкого ирландского портера — редкость для любого континентального кабачка, но только не для «Старого Белла», кабака более английского, чем любой английский трактир на большой дороге. Он специализировался на разных сортах английского пива, а также — и мой стакан тому свидетель — на крепких портерах.
Кабачок ломился от посетителей, но мне удалось найти отдельный столик. Я сел лицом к двери — не потому, что беру пример
Пришла Мэгги. Она подошла к моему столику и села. Девушка промокла до нитки, и, несмотря на косынку и зонтик, ее иссиня-черные волосы прилипли к щекам.
— Ну как, все в порядке? — спросил я.
— Если промокнуть насквозь означает полный порядок, тогда — да! — Ну и колючка! Совсем не в духе моей Мэгги. Должно быть, она в самом деле совсем промокла.
— А как Белинда?
— Тоже не размокнет. Но она, мне кажется, слишком беспокоится о вас, — Мэгги подчеркнуто подождала, пока я с удовлетворением не спеша отпил глоток портера. — Но она надеется, что вы не перегнете палку.
— Белинда — очень внимательная девушка, — сказал я, понимая, что Белинда догадывается, насколько все опасно.
— Она еще молода, — заметила Мэгги.
— Конечно, Мэгги.
— И легкоранима.
— Тоже верно.
— И я не хочу, чтобы с ней приключилась какая-нибудь беда, Пол.
Это заставило меня резко выпрямиться, по крайней мере, мысленно. Она никогда не звала меня Полом, если мы были не одни, да и то, только в задумчивости или под влиянием эмоций, забыв о так называемых приличиях. Я не знал, как отнестись к ее словам, и много бы дал, чтобы узнать, о чем они говорили между собой. Я начинал сожалеть, что не оставил обеих девушек дома и не захватил вместо них пару доберман-пинчеров. По крайней мере, доберман живо расправился бы с нашим невидимым приятелем на том складе.
— Я сказала… — начала Мэгги.
— Я слышал, что вы сказали. — Я отпил еще глоток портера. — Вы очень славная девушка, Мэгги… — Она кивнула не потому, что согласилась с моими словами, а показывая мне, что по какой-то неведомой причине сочла ответ удовлетворительным, и пригубила стакан с шерри, который я заказал для нее. Потом я сказал: — Итак, где же подружка, за которой вы следили?
— В церкви.
— Что? — я чуть не поперхнулся.
— Распевает гимны.
— О, Боже! А Белинда?
— Тоже в церкви.
— И тоже распевает гимны? Не знаю. Я туда не входила.
— Может, и Белинде не следовало туда входить?
— А где может быть безопаснее, чем в церкви?
— Верно, верно… — Я пытался успокоиться, но без-
успешно.
— Одна из нас должна была остаться.
— Конечно.
— Белинда высказала предположение, что вы, возможно, даже поинтересуетесь, какая это церковь.
— С чего бы… — Я уставился на Мэгги. — Вы хотите сказать, что это Первая протестантская церковь Общества американских гугенотов? И когда Мэгги утвердительно кивнула я оттолкнул стул и поднялся. — Пошли!
— Как? Оставить чудесный портер, столь благотворно влияющий на наше здоровье?
— Сейчас меня больше заботит здоровье Белинды! Мы вышли, и только тут до меня дошло, что название церкви ничего Мэгги не говорит. А не говорит потому, что Белинда ей ничего не рассказала, и не рассказала потому, что, когда она вернулась в отель, Мэгги уже спала. А я-то воображал, что они успели посудачить и обо мне. А они, оказывается, вообще ни о чем не говорили. Либо это весьма любопытная деталь, либо я не очень умен. Либо и то и другое вместе.