Суворов
Шрифт:
Оставим на совести австрийца оговорку насчет Суворова, «выпросившего» атаку. Полководец лично вел свои каре на лагерь у Тыргокукули, прикрытый сильной батареей. Неожиданно перед ними оказалась лощина. Под сильным артиллерийским огнем первая линия замялась. Суворов приказал правому крылу спуститься, потом подняться и атаковать. Именно в этот решающий момент Александр Васильевич бросил своим чудо-богатырям какую-то едкую солдатскую прибаутку. Ответом стал громовой хохот, напомнивший австрийцу хохот чертей из драмы популярного поэта Фридриха Клопштока. Батарея была взята. Атака турецкой кавалерии, сумевшей опрокинуть русскую, была отбита пехотой, артиллерий и воспрянувшей конницей. Лагерь был взят, противник бежал за лес и по бухарестской дороге. «Я велел… дать золотой мост, — писал Суворов в подробной реляции. — Дирекция моя была важнее сего».
Оттуда же пять-шесть тысяч человек наскочили на одно из каре наступавших русских войск. Суворов приказал соседнему каре поддержать атакованных. В ходе часового боя огнем и штыками неприятель был отбит, а русско-австрийская конница довершила разгром. Как сказано в реляции, Кобург с трудом сдерживал атаки, «паче его левое крыло», окруженное со всех сторон. «По 3-х верстах марша, — докладывал Суворов, — виден нам стал ретраншемент под лесом Крынгу-Мейлор. Тотчас я приказал карабинерам и на их фланге гусарам стать посреди кареев (каре. — В. Л.) 1-й линии и сим дать интервал… я послал дежурного полковника Золотухина просить Принца Кобурга, чтоб приказал его кареям бить сильно вперед, что сей герой тотчас в действо произвел… Сия пространная страшная линия, мечущая непрерывно с ее крыл из кареев крестные, смертоносные перуны… пустилась быстро в атаку. Не можно довольно описать сего приятного зрелища, как наша кавалерия перескочила их невозвышенный ретраншемент и первый полк Стародубовский, при его храбром полковнике Миклашевском, врубясь, одержал начальные четыре орудия и нещетно неверных даже в самом лесу рубили всюду».
Участник кавалерийской атаки Каульбарс оставил выразительные подробности сражения: «Когда мы атаковали турок в большом лесу, Генерал Суворов подъехал ко мне со словами: "Обрадуй меня, атакуй еще раз!" Я, конечно, бросился, но настичь отступавшего противника мы уже не могли. Тем не менее, Суворов всё время скакал рядом с нами, крича: "Хорошо, хорошо, вперед, вперед!"».
Укрепленный турецкий лагерь был взят конницей, опередившей уставшую пехоту, — случай настолько редкий в военной истории, что Суворов несколько раз с восхищением описывал его. Толпы турок бежали к главному лагерю, пытались укрыться в лесу, но всё было тщетно. В продиктованной победителем реляции читаем:
«Мы прервали погоню на Рыбницкой черте (реке Рымник. — В. Л.). Речку сию увидели загруженную тысячами амуничных и иных повозок и утопшими сотнями трупов и скотины.
Во время баталии Верховный визирь особою своею под лесом Крынгу-Мейлор обретался. Когда оттуда изгнали его войско, поехал он на рыбницкий лагерь и, останавливаясь неоднократно, при молитве возвышал алкоран и увещевал им бегущих сражение обновить, но они его слушать не хотели, отвечая, что стоять не могут. По прибытии его в лагерь учинил он на своих выстрелов пушечных до 10 без успеха и после того поспешно отъехал по Браиловской дороге.
Неприятеля на месте убито более 5000. Знаки победы: 100 знамен, мортир 6, пушек осадных 7, полевых… 67 с их ящиками и амуничными фурами, несколько тысяч повозок с припасами и вещьми, множество лошадей, буйволов, верблюдов, мулов и иной добычи и от трех лагерей палатки».
Энергичное преследование довершило разгром. На другой день был взят и лагерь за Рымником. В реляции сказано: «Армия турецкая бежала до речки Бузео. Достигши оной в разлитии ее, Великий визирь с передовыми переехал мост на правый берег и его поднял. Турецкая конница от трепета бросилась вплавь и тысячами тонула. Оставшая на левом берегу конница и пехота рассеялись во все стороны без остатку… На сем берегу лежало множество раненых, умерших и умирающих. Визирь ныне в Браилове. Смерть пожрала из армии его 10 000 человек». Потери суворовского корпуса, согласно реляции, составили 45 убитых, 29 раненных тяжело и 104 — легко. «Цесарской урон немногим превосходнее нашего», — прибавляет Суворов. Военные историки считают эти цифры заниженными. Но совершенно очевидно — победа над главной турецкой армией была достигнута малой кровью.
В то время как на берегах Рымника решалась судьба кампании, Репнин, приблизившись к Измаилу, обстрелял крепость из пушек, но на штурм не решился. Как доносил сам князь, его войска с развернутыми знаменами и музыкой отступили. Между тем в крепости находились немногочисленные и деморализованные
Успешно шли дела в других местах. 13 сентября турки были разбиты под Каушанами. Потемкин лично принял участие в бою. 14-го по его приказу Гудович и Рибас взяли Хаджибейский замок, на месте которого после окончания войны начнет строиться красавица Одесса.Развивая выдающийся успех Суворова, главнокомандующий блокировал сильную турецкую крепость Аккерман (современный Белгород-Днестровский) и 30 сентября принудил гарнизон к капитуляции. Затем русские войска обложили хорошо укрепленные Бендеры, и 4 ноября эта сильнейшая крепость сдалась без единого выстрела. Ободрились и союзники. Старый фельдмаршал Лаудон на Дунае взял Белград. Десятитысячный турецкий корпус потерпел поражение в Баннате. Принц Кобургский занял Бухарест.
«Ну, матушка, сбылось ли по моему плану? — писал 9 ноября Потемкин. — Неприятель с визирем оттянут был весь почти в нужную часть Дуная. Противу цесарских безделица оставалась. Из прилагаемой ведомости изволишь увидеть, во всю кампанию, что мы потеряли и цесарцы — за пять тысяч».
Получив известие о рымникской победе, главнокомандующий не мог сдержать чувств: «Объемлю тебя лобызанием искренним и крупными словами свидетельствую мою благодарность. Ты, мой друг любезный, неутомимой своею ревностию возбуждаешь во мне желание иметь тебя повсеместно… Будь уверен, что в полной мере прославлю Вашу ревность, храбрость и труды, и прошу, дай мне подробно о всём. Я рад, воздам щедрою рукою». Только имея перед собой это письмо, можно понять ответ Суворова, посланный 18 сентября из местечка Текуч: «Между протчим 16 лет. Близ 200 000. Воззрите на статуты милосердным оком… Был бы я между Цинциннатом и репным Фабрицием, но в общем виде та простота давно на небесах. Сей глуп, тот совести чужд, оный между ими. Хотя редки, токмо есть Леониды, Аристиды, Эпаминонды. Нек-кер хорош для кабинета, Демостен для катедры, Тюренн в поле. Дайте дорогу моему простодушию, я буду вдвое лутче, естество мною правит. Драгоценное письмо Ваше цалую!»
Не письмо, а целая поэма в прозе. Завидна эрудиция Александра Васильевича — от Леонида и Демосфена до Тюренна и Неккера. И всё же о чем он просит Потемкина: «Дайте дорогу моему простодушию»? На какие статуты должен воззреть светлейший милосердным оком?
Да, он был честолюбив, этот страстный человек, посвятивший себя любимому призванию. Он смело сравнивал себя с великими полководцами Древней Греции, ибо сознавал, что Рымник — настоящая, искусная, а потому вдвойне славная победа. И он хотел, чтобы этот подвиг был оценен по достоинству. По его убеждению, «человек, совершивший великие дела, должен говорить о них часто, чтобы возбуждать честолюбие и соревнование своих слушателей». «А титлы мне не для меня, — прибавляет Суворов, — но для публики потребны».
Так неужели он должен уподобиться Цинциннату или Фабрицию — знаменитым римским полководцам, смиренно предававшимся после ратных подвигов трудам и утехам мирной сельской жизни (первый, по преданию, ходил за сохой, второй сажал репу)? Нет, «та простота давно на небесах». Суворов признаётся в своем сокровенном желании: за 16 лет, что он воюет против турок, он по праву и по чести заслужил высшую боевую награду русской армии — орден Святого Георгия 1-й степени!
За 20 лет, прошедших со дня основания императрицей Екатериной этого военного ордена, только пять человек были удостоены Святого Георгия 1-й степени: Румянцев, Алексей Орлов, Панин, Долгоруков — все за победы в первой Русско-турецкой войне. Потемкин получил свой крест за взятие Очакова. Шестым кавалером стал Суворов. Император Иосиф 29 сентября (9 октября) обратился к Суворову с рескриптом:
«Господин Генерал-Аншеф! Вы сами легко поймете, как приятно Мне было получить известие об одержанной 22 сентября победе над Великим визирем при реке Рымник. Я вполне признаю, что ею я особенно обязан Вашему быстрому соединению с корпусом Принца Кобургского, как и Вашей личной храбрости и геройскому мужеству войск, состоящих под Вашим начальством.
Примите как всенародный знак Моей благодарности диплом на Имперское Графское достоинство, у сего приложенный. Я желаю, чтобы чрез него потомство Ваше незабвенно вспоминало о сем славном деле, и я не сомневаюсь, чтобы по дружбе ко мне и по благоволению, которое Вы заслуживаете, Ее Императорское Величество не позволила Вам принять сей диплом и оный употребить».