Суворов
Шрифт:
В диспозиции к атаке на Туртукай, намеченной на следующую ночь (Д I.487), Александр Васильевич отказался от идеи внезапности, положившись на концентрированный удар всех сил против трех отдельных лагерей противника. Сильно изрезанная оврагами местность, на первый взгляд удобная для обороны, мешала туркам развернуться в единый боевой порядок. Их силы располагались в трех лагерях: слабейший, но прикрытый батареей на крутой высоте, был ближе к Дунаю, за ним — центральный, опирающийся на каменные укрепления города, далее, на более ровной местности — самый большой, дальше от Дуная и в трех километрах западнее.
Система управления войсками, при которой
Дополнительное недоумение паши мог вызвать метод форсирования реки: по диагонали, на линии огня турецких пушек, с выходом на берег под главной турецкой батареей. Суворов выбрал его, приняв во внимание скорость течения Дуная: его лодки отчаливали выше по течению реки, проходили мимо главных турецких позиций и причаливали к противоположному берегу ниже. Он понимал неэффективность пушечной стрельбы ночью, когда лодки быстро (используя течение) идут по диагонали, а паша — нет. Турки при начале сражения должны были ожидать главного удара в лоб или на их левый лагерь, стоявший дальше от реки и не мешавший переправе. Суворов, не утрудив своих солдат греблей, атаковал турок в правый фланг.
Паша прекрасно знал, что русские, компенсируя малочисленность солдат их хорошей выучкой, будут сражаться, построившись в батальонные каре: квадрат, каждая сторона которого состояла из двух шеренг стрелков. Строй батальонных и полковых каре был настолько принят у Первой армии, что сам Суворов называл три своих атакующих отряда «каре» Астраханского пехотного полка. Первое вел командир полка полковник Петр Бутурлин, второе — раненный в предыдущем бою, но не покинувший строй подполковник того же полка Козьма Мауринов, третье, резервное, премьер-майор Борис Ребок. Полковник Астраханского карабинерного полка князь Мещерский руководил всей конницей и артиллерией, оставленной на восточном берегу Дуная, и по возможности должен был вторым эшелоном перебросить на помощь сколько сможет казаков и карабинер.
На сильно пересеченной местности, ночью, развертывание и поддержание строя каре означало большую плавность атаки, давало туркам время для принятия решений и максимального использования их прекрасного огнестрельного оружия. Но Суворов, говоря о каре, в действительности имел в виду атаку походными колоннами, которые могут быть развернуты в каре по команде, при необходимости отражать атаки кавалерии огнем. В этом мы убедимся, рассмотрев документы второй атаки на Туртукай. Возможно, и даже весьма вероятно, что, планируя операцию 9 мая 1773 г., Суворов имел в виду развертывание походных колонн в каре. Но реальные условия боя этого не потребовали, побудив полководца сказать новое слово в военном искусстве. Осмысленная практика снова победила устав. Эта победа, впрочем, была уже заложена в диспозиции. Главным в атаке отрядов, еще названных «каре», была скорость атаки и удар штыком, а не свойственная строю каре пальба. Стрелять могли только выдвинутые вперед на флангах отряды по 30 стрелков, передвигавшихся рассыпным строем бегом. Русские должны были атаковать врага
«Атака будет ночью, — приказал Суворов своему отряду, — с храбростью и фурией (яростью) российских солдат!» Замысел был прост. Две ударных отряда пехоты с россыпью стрелков и резерв форсируют реку под огнем, перелетают горы и овраги, «срывают» вражеские батареи и уничтожают турецкие лагеря один за другим, по частям. «Резерв без нужды не подкрепляет, а действует сам собой… Турецкие обыкновенные набеги отбивать по обыкновенному наступательно!» А подробности зависят от «обстоятельств, разума и искусства, храбрости и твердости господ командующих». «Возвращение по эту сторону (Дуная) быть надлежит по окончании действия и разбития турок во всех местах».
Ставка на инициативу офицеров была бы понятной, если бы Суворов знал их очень хорошо и сам учил войска. Но он прибыл к своему отряду 6 мая, за 4 дня до атаки! И развернул такую кипучую деятельность, что не только успел тщательно разведать противника, но и убедился в надежности русских офицеров. Вместе с тем он оказал им огромное доверие. Если бы они, как было принято, ждали в суматохе ночного боя приказов, не атаковали «с фурией» и не приходили немедленно на помощь друг другу, полководческая карьера Александра Васильевича могла оборваться в самом начале…
Приказывая атаковать с яростью, Суворов призвал «весьма щадить жен, детей и обывателей, хотя бы то турки были, но не вооруженные». Повелевая в Туртукае все «сжечь и разрушить палаты так, чтобы более тут неприятелю пристанища не было», генерал велел не трогать «мечети и духовной их чин для взаимного пощажения наших святых храмов». Такое человечное отношение к иноземцам и иноверцам с трудом утвердилось в европейских армиях к концу XX в., и то часто на словах. Суворов насаждал его железной рукой. Нравственное превосходство было в его глазах залогом победы. Особенно при крайнем неравенстве сил, которое беспокоило даже его.
Турецких солдат было по восемь на одного суворовского. Согласно легенде, утром командующий Первой армией П.А. Румянцев получил донесение: «Слава Богу, слава Вам; Туртукай взят, Суворов там». Такого документа не найдено. Вместо него мы имеем рапорт Суворова его командиру И.П. Салтыкову: «Ваше сиятельство! Мы победили. Слава Богу, слава вам» (Д I.488; П 31). Над горами и оврагами, разбитыми турецкими батареями и лагерями стоял еще чад догорающих строений и взорванных складов. Турецкой рати более не существовало.
Русские отдали воинские почести 26 своим «чудо-богатырям», принявшим смерть «с неустрашимым духом». Отвага их, сказал Суворов, «крайне страшна была неприятелю», который «пришел в отчаяние и страх, бежал, куда только глаза путь давали». Умело отрезываемые, турки находили везде погибель. «Похвально было видеть, что ни один солдат в сражении до вещей неприятельских не касался, а стремились только поражать неприятеля».
Александр Васильевич был контужен, атакуя батарею на «превеликой крутизне», но до конца командовал сражением. Он был в восторге от победы в первой, на его взгляд, «настоящей войне», радостно цитировал Г.Ю. Цезаря и надеялся получить орден Св. Георгия II класса. «Подлинно мы были вчера veni, vedi, vince, — писал он Салтыкову, — а мне так первоучинка» (Д I.489; П 32). В боях против пруссаков Суворову приходилось командовать и большими силами, с не меньшим успехом, но тогда его боевая система только формировалась. Первым уроком ее применения против реального врага, а не просто «партизан», стал Туртукай.