Свадьбы
Шрифт:
– Боюсь, что теперь и ночь турка не остановит, - сказал Наум Васильев.
– Пластунов ночью пустят. Ясное дело - измором хотят взять.
Пригнувшись в низких дверях, вошел Георгий. Кафтан разорван, в крови, штаны клочьями. Одни рукава целы.
– Атаман, турки пустили восьмую смену.
Осип улыбался. Все глядели на него, а он улыбался.
– Атаман!
– встрепенулся Наум Васильев.
– До чего же любители пощеголять!
Осип встал, все еще улыбаясь.
– Восьмую турецкую перемену -
“Как?” - молчком спросили атаманы.
– Всеми пушками по туркам! Под пальбой перенести камыш из рва внешнего во внутренний. Разъярить врага. Когда пойдет ломить, спрячьтесь в подкопы, пропустите. Половина наших людей встретит турка на внутреннем валу, другая половина ударит в спину.
Атаманы кинулись к дверям исполнять приказ.
– Стойте!
– тихо сказал, но услышали, остановились, - Коли ночью пойдет у них девятая смена или пластуны, пострелявши малость, пропустить их во внутренний ров и в том рву тотчас зажечь камыш.
Василий Лупу торжественно склонил голову перед Дели Гуссейн-пашой.
– : Я благодарю бога, что он дал мне лицезреть великого полководца нашего времени.
Дели Гуссейн-паша улыбнулся.
– Мы пустили в дело только восьмой корпус, пять корпусов совершенно свежие, начнут бой утром. Девятый корпус будет действовать ночью. Мы не дадим казакам глаз сомкнуть.
Колыхнулся воздух: загрохотало.
– Кто приказал стрелять?
– удивился главнокомандующий.
– Стреляют казаки, - ответил Жузеф.
– У них остались пушки?
– Не знаю… Но огонь столь плотен, что восьмой корпус даже приблизится не может ко рву… Не прикажете ли открыть ответный огонь?
– Проклятые казаки! От них можно ждать чего угодно. За целый день ни разу не пальнули из пушки, хотя им было очень трудно. Очень.
– Очень!
– поддакнул Василий Лупу.
– Казаки очищают ров от камыша, - доложил через полчаса Жузеф.
– Вперед! Девятый и десятый корпуса, вперед! Прорваться ко рву, взять крепость!
– Турки выставили против нас еще два полка, - доложили Осипу Петрову.
– Прекратить пальбу, пускай подойдут. А как подойдут - бейте. Половине войска отойти за внутренний ров. Остальным подержаться самую малость на стене - и в подкопы. Турок пропустить, ударить в спину.
– Алла! Алла!
– Турки прошли сквозь огненный смерч, перелились через ров и покрыли разрушенную стену знаменами.
– Это победа!
– первым воскликнул Василий Лупу и в припадке радости поцеловал у Дели Гуссейн-паши полу халата.
– Я хочу это видеть, - сказал главнокомандующий.
Ему подали коия. Он проехал на холм, насыпанный татарами для хана Бегадыра.
Войска выбили казаков из развалин крепостной стены и преодолевали внутренний ров.
– Казаки - герои!
– изрек главнокомандующий.
– Но они подняли меч на самое совершенное войско в подлунной.
Жузеф посмотрел на небо.
– Уже звезды проступают. Сегодня добить не успеем.
– Не послать ли нам на помощь последние четыре корпуса, не бывших в деле?
– спросил, советуясь, Дели Гуссейн-паша.
– Не успеем. Ночь близка… Что это?
– Бей!
– прокатилось по Азову.
– Бей!
Турки, застрявшие во внутреннем рву, - мишени. Казаки били в упор с двух сторон. Теряя оружие, армия кинулась назад. Людей спасал ужас. Он переметнул разбитое войско через головы казаков, через внешний ров, в спасительную степь.
– Что это?
– Дели Гуссейн-паша метался от господаря к Жузефу.
– Что это?
– Казаки отбили приступ, - спокойно ответил Жузеф.
– Надо пустить пластунов. Надо лишить казаков последней их крепости - сна.
– Да, да… Надо пустить пластунов, надо лишить казаков последней крепости…
Дели Гуссейн-паша впал в хандру, в безволие, в бездумье.
Поздно ночью ему доложили, что и пластунов постигла жестокая неудача: казаки опять пропустили войско через стену, во внутренний ров, и во рву зажгли камыш…
Потери за первый день нового приступа огромные, потеряно не меньше десяти тысяч людей и много оружия.
– Мы будем продолжать осаду по плану, - сказал Жузеф.
– Да, да, - согласился главнокомандующий.
Был второй день.
Был третий день. Был четвертый и пятый.
Глава девятая
Утром шестого дня атаман великого Войска Донского Осип Петров побывал во всех подземельях. Он вывел на стены всех раненых, кто мог держать ружье, всех женщин и всех детей, которым было больше семи лет. Маленькие казаки к оружию привычны. Они должны были, сидя в норах, заряжать ружья и носить воду, остужать стволы, накалявшиеся от беспрерывного боя. И еще они должны были обливать казаков, будить их, ибо никакая пальба не могла уже перебороть сна.
Машиному Пантелеймону хоть и меньше было семи, а он увязался за сестренкой Нюрой.
Норка у них была удобная, узкая, взрослому не пролезть. Коли турки заберутся на стену - нырнул и сиди. Помогали они врага стрелять соседу своему, казаку Смирке.
– Не боись, Нюрок! Много сидели, посидим и еще чуток.
Эту присказку он говорил всякий раз после выстрела.
У Смирки было шесть ружей, казацкие и турецкие, но стрелял он часто, и Нюрка с Пантелеймоном не успевали заряжать.
– Дяденька, никак!
– крикнула в отчаянии девочка: у них шомпол застрял. Смирка выстрелил сразу из двух ружей и кинулся помогать. Тут на него и наскочило два турка. Смирка одного в ров сшиб, а второй успел дядю Смирку ятаганом насквозь проткнуть. А турки лезут. Сел Смирка на землю, поднял ружье и разнес пулей голову забежавшему на стену янычару. И умер.