Свадебные ночи
Шрифт:
— Он послал меня, — сказала Мария. — Он не может прийти, ему нехорошо.
Старуха смерила ее пронзительным взглядом:
— Это, уж конечно, ты ему наплакалась, вот он и не идет.
Мария с достоинством повернулась и с демонстративной легкостью поднялась наверх.
— Лгунья! — заорала старуха.
В кухню Мария вернулась уже в лучшем настроении. Йозефа там не было. Она открыла дверь в комнату. У одной стены там стоял буфет, у другой кресло, а вдоль третьей тахта. Мебель терялась в просторной комнате,
— Плохо мне.
— Что у тебя болит?
— Все. Там внизу, — он говорил медленно, с усилием, — подо мной сломался ящик.
— Сообразил же — вставать на ящик, где сидела она!
— При чем тут она?
— А как же! Удивляюсь, как это ящик не проломился под ней?
— Сделай мне компресс.
Она приготовила компресс, но они оба не знали, куда его приложить. Болело везде. В конце концов Мария положила компресс на лоб.
— Йозеф! — послышалось совсем рядом.
— В кухню притащилась, — сказала Мария.
Дверь в комнату открывалась рывками — старуха с трудом переставляла свои больные ноги. Не глядя на Марию, она долго, не мигая, смотрела на лежащего Йозефа. И наконец произнесла слова, которые вертелись у нее на языке с той минуты, как сын вышел из ее комнаты:
— А как же с часами?
— Мне плохо, — простонал Йозеф.
— Вот так сразу? — подозрительно спросила мать.
— Так сразу.
— О господи! — запричитала старуха. — А как же я теперь узнаю, который час? Мне ведь нужно знать время!
— Придется обождать, — ответил сын.
— Обождать?! Мне надо знать, который час! Если сам не можешь, скажи этой, пусть повесит часы.
Йозеф посмотрел на Марию. На ее лице читалась твердая решимость не подчиняться.
— Скажешь ты ей или нет? — настаивала старуха.
— Мне плохо, — вздохнул Йозеф.
— Вы мне голову морочите! — заявила мать. — Слопали мои сбережения, а теперь комедию ломаете!
— Сумеешь? — тихо спросил Йозеф.
Мария не узнавала мужа. Это был не он. Марию охватило волнение — она увидела, что Йозеф явно отходит от союза с матерью. И это будило в ней сочувствие к нему, а сочувствие словно воскрешало отмершую любовь.
— Не сумею, — ответила Мария. — У меня нутро слабое. Что мне, надорваться из-за тяжелых часов?!
— Я уже надорвался, — сказал Йозеф матери.
— Сговорились! — крикнула старуха.
— Кричать ступайте к себе вниз, — посоветовала ей Мария.
— Что?! — взвизгнула старуха. — Меня выгоняют из моей же квартиры?
— Ваша квартира внизу, — сказала Мария, подталкивая старуху к дверям.
— Помогите! — орала та. — Меня бьют! Йозеф! Йозеф!
Сын лежал с закрытыми глазами.
Марии удалось вытолкнуть старуху на лестницу. Та кричала, не умолкая.
— Воры! — вопила старуха. — Подлые обманщики!
Внизу она уселась на последнюю ступеньку, и сдвинуть ее было невозможно. Она была крупная, тяжелая. Мария оставила ее там.
— Муха ты! Муха и есть! — издевалась свекровь. — Не делала бы абортов, была бы такая же сильная, как я.
Будто Мария могла забыть тот вечер, когда решалось, оставить ребенка или нет. Именно старуха все время твердила: «Сначала дом, а потом ребенок. Всему свое время».
— В другой раз, — заявила Мария, — если вы еще к нам заявитесь, я не сведу вас вниз, а прямо спущу с лестницы.
— У, муха, — прошипела свекровь.
Наверху в комнате стояла тишина. Йозеф лежал с закрытыми глазами.
— Спишь? — шепотом спросила Мария.
— Нет. Худо мне.
— Может, доктора позвать?
— Нет-нет, само пройдет.
Мария пошла в кухню, распаковывать посуду. Привела все в порядок, подтерла пол и села на стул, а в соседней комнате было по-прежнему тихо.
Время… Старухе нужно знать время, подумалось Марии. Ее время долгое, наше короткое. Ребеночку был бы уже год.
Она осторожно приоткрыла дверь. Йозеф лежал с открытыми глазами.
— Не спишь?
— Думаю.
— О чем?
— Знаешь, я вдруг подумал — если я умру, ты останешься совсем одна.
— Глупости! С чего тебе умирать?
— Умру, а ты останешься одна.
— Ну, не совсем одна.
— Знаю. Но это хуже, чем остаться одной.
Его откровенность растрогала Марию. Она не узнавала мужа. Йозеф изменился. Изменился до неузнаваемости. Она наклонилась, поцеловала его в щеку. Щека была горячая.
— Ты только не волнуйся — ничего серьезного тут быть не может, подумаешь, ящик под тобой сломался.
— Ты бы все-таки вызвала врача, — попросил ее Йозеф.
Мария посмотрела мужу в глаза. Они были огромные, круглые и полные страха.
— Как хочешь, — согласилась она.
Выбежав на улицу, Мария оглянулась на дом.
Он стоял горделиво, кичась своими размерами, своими двумя этажами под веселой зеленой крышей. На первом этаже в окне белело лицо старухи.
Потом события развернулись с необычайной быстротой. Врач велел отвезти Йозефа в больницу.
Пока ждали санитарную машину, Мария стояла у тахты, где лежал муж, придумывая, что бы такое ему сказать. Что-нибудь приятное.
— Вот видишь, — повторял он, — видишь…
— Ничего, — успокаивала его Мария, — тебя вылечат. Как же иначе.
Она не могла постичь, как это можно умереть из-за такого пустякового и смешного случая. Но мужнин страх сбивал ее с толку. Она не припоминала, чтобы он когда-нибудь боялся.
— А ты останешься одна, — сказал он.
— Да нет же, ты ведь знаешь.