Свадебный круг: Роман. Книга вторая.
Шрифт:
— Благодать какая! — радовалась Вера. — Как здесь хорошо, Гарик!
— Пойдем дальше. Там еще лучше, — заманивал; он ее выше. Ему хотелось подняться на самую вершину гряды. Казалось, что оттуда откроется вовсе необыкновенное, еще ни разу не виденное. И действительно, на самом гребне, где опять были луга и стоял покинутый починок с дряхлыми домами, перед ними; распахнулся широчайший простор, с неоглядно раздвинувшимся горизонтом. От этой широты казалось, не стоишь на земле, а паришь над рекой и полями.
— До
— Давай мы останемся с тобой здесь и на теплоход не пойдем.
— Опять! Выдумщик! — рассмеялась она.
— Нет, серьезно. Я там оставил записку.
— Болтунишка. Когда ты перестанешь фантазировать!
Они присели. Далеко внизу открывалась излучина реки, обрамленная ельником. Их теплоход — маленькая белая игрушка, еле заметные, похожие на стрелки компаса, байдарки.
— И мы одни, — прошептал, уважая тишину, Серебров и положил Вере на колени голову. — Ой, как хорошо, не умереть бы, — вспомнил он рякинскую поговорку.
— Дурачок какой, — так же тихо прошептала она, ероша его волосы.
Вдруг снизу раздавись короткие дальние гудки.
— Что-то случилось! — встрепенулась Вера.
— Все в сборе, — сказал спокойно Серебров. — Видишь, они Уже убрали трап и теперь отчалят от берега.
у Веры в лице сначала отразилась растерянность, потом «беспокойство. Она вскочила.
— Ведь ты говорил два часа. Ты врал, что ли? — возмущенно крикнула она.
— Врал.
У Веры лицо побледнело.
— Ты поступаешь со мной, как с безгласным существом, — прошептала она возмущенно и кинулась вниз по тропе. Серебров догнал ее, преградил дорогу.
— Негодяй! — отбивая его руки, воскликнула она. — Опять?!
Он упал на колени, обхватил ее ноги руками.
— Ну, Верушка. Я прошу тебя, останемся. Ну, останемся. Я же тебя люблю, — бормотал он. Она вырывалась из его рук, отталкивала его от себя, но он не давал ей идти.
— Я закричу, — размазывая по лицу слезы, пригрозила она и, не доверяя своему голосу, позвала: — Помогите!
Серебров усадил Веру рядом с собой на поваленную грозой березу и, держа ее за руки, поощряюще сказал:
— Надо посильнее, ты кричишь для отвода глаз.
— Помогите! — уже громче повторила она и, вырвав руку, с досадой ударила Сереброва по спине. — Дурак какой! Ну, что ты со мной делаешь? Врун! Зачем сказал, что два часа…
— Ударь еще, — просил Серебров, не выпуская Веру. — И еще крикни. Это у тебя хорошо получается. Но кричи не громко, а то те, с кедами, которые устали, раз-раз прискачут сюда.
Вера взмахивала в отчаянии свободной рукой.
— Пусти, ну, пусти же. Что о нас подумают? Что? — и зажмурила глаза, представляя те ужас и позор, которые ожидают их.
А на теплоходе
— Какой позор, какой позор! — повторяла Вера… Ей представилось, как на виду всего теплохода они выберутся вдвоем из леса. И ругань, и двусмысленные шуточки. Серебров тоже вообразил эту картину.
— Знаешь, как-то не по себе. Надо все-таки оберегать свой авторитет, давай не пойдем.
Крикуны успокоились. Очевидно, попутчики нашли послание Сереброва. В нем он благодарил организаторов экскурсии и команду теплохода, возносил существующие и несуществующие их добродетели и извещал, что остается со своей невестой в Синей Гриве. И «англичанка» Ирина Федоровна, наверное, уразумела, что Серебров не шутил, когда прочла его просьбу воспользоваться мощью грузинистого Гоши и сдать Верины и его вещи в камеру хранения на Бугрянском речном вокзале.
Теплоход еще раз длинно, с укоризной прогудел, давая знать, что складывает с себя все заботы о таких самоуправных путешественниках, и Вера с Серебровым увидели, что белая их посудина, наполняясь музыкой, выбирается на середину реки.
— Даже всплакнуть хочется, — проговорил он, выпуская Веру. Она вскочила и замахала руками. — Они думают, что ты им желаешь доброго пути, — расшифровал Серебров ее жесты. Вера с прежней досадой ударила его по спине.
— Противный!
Теплоходик, словно утюжок, вспарывая гладь воды, двигался к повороту и вот уже скрылся за гривой пихтача.
— Я тебя совсем не люблю, — объявила Вера.
— Теперь уж это не имеет значения, — подбирая авоську с грибами, откликнулся Серебров. — Будет брак по расчету. Я женюсь на тебе, потому что ты дочь банкира.
— Ох, Серебров! — простонала она. — Нахал из нахалов!
А он обнял ее и, не давая ей двинуться, проговорил:
— Милая моя страдалица, прости меня. Прости меня, Верушка.
Она вырвалась из его рук, вздохнула и практично сказала:
— Но у нас ведь ничего нет. Ну, что ты за авантюрист?
— Я твой муж, — откашлявшись, строго сказал Серебров. — И прошу с должным почтением… Авантюрист? Да что это такое?!
— Муж, объелся груш. Авантюрист, узурпатор, завоеватель, фараон, фанфарон, — старательно подбирала она прозвища, спускаясь по тропинке.
— Ты дело подменяешь болтовней, — усовещал ее Серебров. — Ты беззаботный человек. Ты пошла в одних босоножках и праздничном платье, а у меня есть спички, нож, авоська, деньги, документы. У Робинзона Крузо было гораздо меньше запасов, чем у меня. Сейчас купим сапоги, ватники, поставим шалаш, создадим рай.