Свадебный круг: Роман. Книга вторая.
Шрифт:
Ведающая всякими оздоровительными поездками приятельница матери начала предлагать для сына Нинели Владимировны один маршрут соблазнительнее другого: к морю, за границу. Она очень удивилась, что тот хочет поехать на теплоходе по самому непритязательному местному маршруту.
— Туда же мы из районов набрали желающих. И теплоход уже ушел. Может лучше на море, в Гагры, Геленджик? — соблазняла она Сереброва, но он хотел на речной теплоход. Он сам завладел телефонной трубкой и, бессовестно льстя, называя профсоюзную даму — не
Растроганная сувенирной коробочкой духов, определившая по внешнему виду, что Сереброву можно было бы ехать по самому комфортабельному классу, Аврора или Венера Федоровна, изображая женщину лет на десять моложе, чем есть, трогательно благословила его, пожелав ни пуха ни пера.
Пока теплоход петлял по извилистой Падунице, Серебров, промчавшись на электричке, оказался на тихой пристани в тени высоченного глинистого берега. Свой теплоход он безошибочно распознал по тому, как тот оглушающе пускал через усилитель один и тот же бодрый призыв: «Хмуриться не надо, лада!» Под оглушающий крик певца турист Серебров сбежал к теплоходу, заполненному по-летнему ярко одетым народом, качнулся на узком трапике, брошенном вместо сходней, и очутился в беззаботном, доброжелательном мире путешествующих бездельников. Под рев очередной бодрой песенки, призывающей к веселому житью, Серебров ощутил, что отдых начался, но одновременно заподозрил, что отдохнуть в таком бестолковом муравейнике вряд ли возможно.
В этом мнении он укрепился, ощутив на своем плече дружескую руку и, оглянувшись, увидел человека с белесой неопрятной бородой странника. По глазам догадался, что перед ним Витя Гонин. Оба глаза у Вити ласково светились. Правда, здоровый по-прежнему косил куда-то в сторону.
— Располагайся, и к нам. Ребята подобрались, я тебе скажу, — и Витя, сдадко прищурившись, добавил: — Коль не куришь да не пьешь, дак здоровеньким помрешь, а нам это не к спеху. Рякин-то за границы лыжи навострил, а вот я тута.
Вера и «англичанка» Ирина Федоровна, та самая Ирочка, которая, теперь уж казалось, в незапамятное время выступала в Ильинском клубике с шотландскими песенками, смотрели на берег с верхней палубы и были изумлены, когда во время незапланированной остановки на хлипком трапике возник очень похожий на Сереброва человек в пижонской белой фуражечке с нахальным волком и предупреждающими словами: «Ну, погоди!» вместо кокарды.
— Смотри-ка, вылитый Серебров. Такой же зазнайка, — сказала Ирина Федоровна.
— Похож, — пролепетала Вера.
Серебров величественно, как вождь племени, поднял руку, вгоняя Веру в краску. Ирина Федоровна, убедившись, что это и вправду Серебров, отвернула в сторону свой царственный носик, помогавший ей слова произносить с иностранным прононсом и, толкнув Веру локтем, возмущенно проговорила:
— Какой
«Да, это Гарик», — волнуясь, поняла Вера. Звоня ему, отчего-то она предчувствовала, что такое может случиться.
Бросив в жаркой Витиной каюте портфель, Серебров отправился искать Веру. Он протискивался через душные узкие коридоры, поднимался по громыхающим трапам, сталкиваясь с девчонками и мальчишками в спортивных костюмах. Наконец вышел на палубу, но там Веры не было. На корме танцевали под аккордеон. И просто так, и на приз. Охрипший очкастый массовик, вскидывая над головой руки, будто меряя в омуте глубину, хлопал в ладоши и назойливо командовал:
— А теперь цыганочка. Кто первый, товарищи?
Все казалось Сереброву ненатуральным, хотя и массовик, и гоняющий музыку радист хотели выдать все это за настоящее. И теплоходик изо всех сил старался доказать, что он необыкновенно веселый, радушный, неповторимый. Просто во все это надо было сразу поверить, если ты и вправду собрался отдыхать, а не выискивать всякие каверзы. И Серебров все это хотел принять за настоящую радость отдыха, тем более, что вокруг него смеялись и улыбались доверчивые, торопящиеся развлечься люди: ходили в обнимку парочки, успевшие сдружиться компании оглушали одиночек согласно грохающим хохотом.
— Подгребай к нам, — обняв, потянул Сереброва к весельчакам желтобородый Витя Гонин. — Ты веришь в гороскоп? Я верю. Я по гороскопу обезьяна. Это значит ловкий, хитрый, энергичный.
— Похоже, — сказал Серебров, высвобождаясь из нежных Витиных объятий. Он увидел, наконец Веру и Ирину Федоровну. Они отщипывали от батона кусочки и бросали чайкам, которые на лету хватали добычу и взмывали в воздух. Серебров, предчувствуя, как удивит Веру, облокотился рядом о перила.
— Ну, как оно? — спросил он.
— Мы вас не знаем, — отчужденно сказала Ирина Федоровна и заслонила собой Веру, предоставив возможность любоваться своим гордым профилем. Конечно, это было шуткой. Странноватой, конечно, но шуткой.
Бог с ней, с этой взбалмошной Ириной Федоровной, и Серебров, обойдя ее, приблизился к Вере с другой стороны. Вера должна оценить то, как он здорово провернул сложную отпускную операцию. Но Вера вела себя странно. Она позволила Ирине Федоровне снова разъединить их. Даже не спросила, как он сюда попал.
Возмущенный непризнанием и презрением, Серебров снова стал рядом с Верой. Он просвистел соответствующую моменту морскую песенку «На родном борту линкора» и, изобразив беспечность, сказал, что готов прийти с бутылкой коньяка, чтобы отметить начало путешествия.
— Не трудитесь. Мы вас вместе с бутылкой выбросим за борт, — сказала Ирина Федоровна. Юмора в тоне ее голоса не угадывалось.
— Я же не персидская княжна и вы не Стенька Разин, — парировал Серебров. — И вообще, зачем разбрасываться?