Свадебный круг: Роман. Книга вторая.
Шрифт:
Те молчат.
— Когда младенец родится, что ему прежде всего надо? — спрашивает Григорий Федорович.
— Помыть, — крикнул один.
— А после мытья?
— Титьку надо, — угодил ответом в самое яблочко печник дядя Митя.
— Правильно, дядь Мить, титьку надо младенцу. И вот для каждого младенца-зернышка гранула-то и есть титька. Проклюнулся младенчик и хвать за сосок. Ясно?
— Я знаю подобного человека, — проговорил Станислав Владиславович, хладнокровно забирая слона. — Осенью оперировал по поводу аппендицита директора кирпичного завода Краминова. Тоже, я тебе скажу, язычок! У него пословица любимая: «То втык, то
При упоминании о директоре кирпичного завода Серебров-младший насторожился. В нем вдруг проявился хваткий маркеловский интерес: нужный человек! Это же кирпичный бог!
— Ну, а теперь ты в каких с ним отношениях? — без всякого сожаления продувая партию в шахматы, спросил вкрадчиво Гарька.
— С праздниками поздравляет, говорит, не надо ли кирпича, — удовлетворенно ставя сыну мат, ответил Станислав Владиславович. — Я отвечаю, что слишком тяжеловесна у него продукция.
Гарька истово пожал отцу руку.
— Восхищаюсь твоим гроссмейстерским даром, но мне, пап, очень важна другая игра. Нам бы кирпич не в третьем, а в первом квартале получить, — взмолился он, поняв, что Краминов вряд ли откажет отцу. — Ты понимаешь, вчера забили письмо в облплан, а на первый и второй квартал лимитов нет, нас отфутболили. Позвони ему, поговори, а? Ну что тебе стоит? Он не откажет.
Станислав Владиславович, откинувшись на спинку кресла, возмущенно сверкнул очками.
— Фу, каким языком говоришь ты, Гарольд?! Какая-то смесь спорта и деляческого арго. У Маркелова-то ведь, наверное, язык русский, а у тебя черт знает что. Протекцию, значит, тебе составить?
Отец называл его полным именем «Гарольд», это означало, что он недоволен сыном.
— Ты знаешь, Гарольд, я вовсе не намерен переводить дружеские отношения в деляческие, — вставая, повторил Станислав Владиславович. — Я — тебе, ты — мне. Мне это противно, — и ссыпал с доски шахматные фигуры.
— Пап, ну, мы теплые гаражи строим, — хитрил Гарька, хотя кирпич нужен был не на гараж, а на коровники. — Ты понимаешь, на холоде люди ремонтируют машины. Люди, ты понимаешь?
— Не буду, — стоял на своем Серебров-старший. — Есть обычный законный путь. По-моему, всякие нехватки у нас возникают исключительно из-за того, что рвачи и хваты растаскивают то, что предназначено для плановых строек. Это расшатывает плановую организацию. Есть законный путь! — гремел он, широко шагая по комнате.
Отца трудно было сбить с этой мысли. Гарька страдал, морщился, умоляюще поламывал пальцы. Конечно, отец был прав, но как устарело он представлял нынешние отношения. Разве бы сумел столько построить Маркелов, если б ждал лимитов да включения в титулы?!
___ Ну, не дают, па, ты понимаешь, не дают, —
стонал он. — Это же хозспособ. Люди на морозе работают. Ты что — инициативного способа не признаешь? Ты, па, теоретик. Чистый теоретик.
Гарька наседал на отца, доказывая, что тут особый случай, что отец, как врач, должен подумать о здоровье людей, работающих на холоде. Станислав Владиславович супил брови, протирал очки и сдаваться не хотел.
— Мне этот протекционизм опостылел, — гремел он. — Даже укол в задницу и то стали делать только по протекции.
Нинель Владимировна, мывшая на кухне посуду, несмотря на звон тарелок и шум воды, все-таки уловила своим озабоченным слухом, что Гарика обижают и ему надо помочь. Забыв о том, что еще десять минут назад недружелюбно отзывалась о Ложкарях и Маркелове, она стала
— Стась, ты должен помочь. Ты должен ему помочь. Поступись своей старомодной чопорностью. Семен Семенович для тебя сделает.
Серебров-старший, большой, неприступный, мрачно отражал натиск. От сердитых его шагов позванивала в серванте посуда.
— Всегда, всегда так, — вдруг жалко сморщившись, всхлипнула Нинель Владимировна и ушла на кухню.
Гарька обиженно пожевал губами. Хотелось встать, хлопнуть дверью и уйти в свою комнату, но он сидел.
Станислав Владиславович не мог переносить женских слез, особенно слез Нинель Владимировны. В свое время именно слезами юная его жена добилась того, что первенец был назван не простым привычным именем, а придуманным ею — Гарольд. Тогда Нинель Владимировна считала, что будет ее сын пианистом, скрипачом, артистом, в общем, не обычным смертным. Станислав Владиславович хотел дать сыну польское имя, как заведено было в их семье, несмотря на то, что в фамилии они к тому времени утратили окончание предков «ский», и вот спасовал: пусть будет Гарольд.
И теперь Станислав Владиславович мрачно встал, не глядя на сына и жену, подошел к телефону.
Директора кирпичного завода дали быстро. Отец, винясь, с принужденностью в голосе сказал Крами-нову, что вынужден обратиться, но это ничего не значит и если возможности нет, не следует выполнять эту просьбу, а если не затруднит, тогда…
— О чем разговор, — донесся бодрый хрипловатый голос Краминова.
Наутро Серебров, захватив у Маркелова документы, уже ехал в нахолодавшем за ночь вагоне первой электрички в поселок Галкино. Ему хотелось раздобыть для колхоза кирпич, хотелось, чтобы Маркелов поверил в его деловитость и пробойность.
Он сразу нашел белое здание завода, напоминающее арками и переходами индийский древний дворец. Думалось, что приехал раньше всех и попадет к Крами-нову первым, но когда вошел в охраняемую беззаботной стриженной под мальчика девицей приемную директора, там уже стоял ровный шмелиный гул: толкачи и просители ждали приема. Они прикатили сюда еще до поезда.
Серебров пожалел, что не пошла ему впрок маркеловская наука, что не захватил плитку шоколада или флакончик духов. Секретарша наверняка выделила бы его из числа других, поднеси он ей «колхозную» шоколадку. О том, что она была человеком сговорчивым, веселым и легким, любящим танцы, конфеты и кино, свидетельствовало круглое настольное отекло в виде этакой песенной эстрады, из-под которого неотразимо улыбались киноартисты. Девица заинтересованно стрельнула глазами на усатого молодого просителя. Таких юных начальников, как этот, среди ожидающих не было. А он подумал, что мог бы поболтать с этой девицей и проникнуть к Краминову без очереди, но, увы, очень непросто и стыдновато сделать это на людях.
Вольно, не замечая, что оттесняет его, подступил к секретарше маленький человек с несоразмерно большой головой. Серебров почтительно отошел. Кондрат Макарович Сухих, известный на всю область председатель колхоза. Его танцевальный ансамбль выступает за границей, на его животноводческие комплексы приезжают экскурсанты.
Сухих ласково, по-семейному спросил секретаршу:
— Ну, как, душа-девица, папа дома?
Секретарша, видимо, привыкла, что великий Сухих называет Краминова запросто «папой», улыбнулась.