Свадебный переполох

Ружникова Ольга

Эх, предвидеть бы заранее — учил бы квиринский вместо мидантийского. Или бьёрнландского…

Апельсин, что ли, сорвать вон с того дерева? Небось Поппей не обеднеет. Нет, еще решит кто из присутствующих, что гладиаторы — вечно голодные.

С минуту Кор боролся с искушением. День — такой жаркий, а апельсин — прохладный, сочный, вкусный…

Возможно, осторожность победила бы — если б из тени деревьев не показалась та самая светловолосая девушка. И не взглянула на Эверрата — робко, краем глаза. Делая вид, что любуется струями

воды из пасти очередного мраморного льва.

Лев должен быть счастлив — девушка по шажку приблизилась к самому его хвосту. А невольница — действительно прехорошенькая. Даже красивая. Но не дикой, хищной красотой Эстелы, а хрупкой прелестью Элен, сестренки Кевина.

Эх, жаль — не бывает ночных «вольных»! Уж Конрад бы знал, через чей забор лезть…

Эста — огонь, гром и молния сразу. Но нельзя вечно обнимать вулкан — не зная, что переменчивая стихия выкинет завтра. Заведет новый роман с соплеменником или схватится за кинжал…

Девушка, чем-то похожая на стройную, пугливую лань, осторожно присела на каменный бортик. И не отвести взгляда от босых ног, по-девичьи неуверенно пробующих воду. Стройных, чуть смуглых. В Сантэе и блондинки — загорелые…

Красавица бросает из-под длинных ресниц робкие взгляды, но ближе подойти не смеет. И не посмеет. Чем бы ей ответить?

Кор усмехнулся самому себе. Вот и повод!

Юноша подпрыгнул и ловко ухватился за так удобно свисающую ветвь. Земля вновь оказалась под ногами, дерево жалобно застонало. Не отпуская плененную ветку, Конрад сорвал оранжево-солнечный шар. И, широко улыбаясь (какая же девушка не любит улыбок?), бросил юной рабыне: «Лови, красавица!»

Та зарделась (даже отсюда видно!) — сразу став еще симпатичнее. Блондинкам румянец вообще скрыть трудно, хуже только рыжим. Но плод скромница поймала обеими руками. Как мяч!

Конрад подмигнул ей. Авось заметит и весело рассмеется.

— Кор! — многозначительно уронил Кевин.

Эверрат обернулся к на глазах хмуреющей страже. И ничуть не более веселому товарищу.

— Хотите? — юноша убедительно потряс тоскливо скрипящей веткой.

Контэ готов молча испепелить друга! Да что на него-то нашло?

А стражи так одинаково мотнули ошалевшими головами (в крылатых шлемах), что Конрад расхохотался в полный голос. И почувствовал себя младше лет на десять. Когда приезжал в гости в кузенам, а маленькие Крис и Эста бегали за старшим другом по пятам. Подражали во всех проделках. Ох, бедные там были кусты и слуги!

Тогда Кор был для обоих Триэннов непререкаемым авторитетом. Почти взрослый (одиннадцатый год пошел!) двоюродный дядя. Старше их чуть не вдвое.

Крис и сейчас относится почти так же. А вот с Эстой… иногда Конрад жалел, что они так и не остались детьми. Тогда всё было намного проще!

Бывший лейтенант эвитанской армии отпустил несчастное апельсиновое дерево. И несколько мгновений молча стоял, любуясь колыханием освобожденных веток.

Вот бы так кто и его самого…

Себе он апельсинов не взял. Гладиаторы из Эвитана — не голодные. Это он рабыню подкормил. Бесплатно. И стражников хотел угостить. Вдруг их тоже недокармливают?

Конрад обернулся к нескольким молчаливым занудам квиринского происхождения — в туниках и железе. И к одному эвитанскому — в штанах и рубахе.

И мигом забыл про хорошеньких рабынь, апельсины и давно ушедшее в никуда беззаботное детство.

По дорожке к особняку в сопровождении трех солдат эскорта (уж точно не конвоя!) топает вельможа. А кто же еще? Тога в золоте, плащ рубинами расшит. Ничего — в Эвитане такой у любого барона побогаче найдется.

Конрад чуть не стиснул зубы — под скользнувшим по нему надменным взглядом. Никогда не думал, что завистлив, но… Но он сам — внук и наследник графа Сельера — сейчас одет как простолюдин. Такие же, как у Кевина, штаны, рубаха… Хорошо хоть не туника!

Кор продемонстрировал свою самую коронную ухмылку, нагло разглядывая раззолоченную тогу патриция. И представляя вместо него разряженного павлина. Помогло — даже вновь смеяться захотелось.

А вот неизвестный визитер стушевался. Жаль — ненадолго. Тут же скривился — будто в клюв три лимона затолкали. И разжевать заставили.

— Гладиатор? — небрежно поинтересовался павлин у центуриона. Скользнув по тому столь же «дружеским» взглядом — братом-близнецом адресованного Конраду.

Эверрат готов поклясться: обращение суровому вояке не по нутру. Но тот всё же ответил:

— Гладиатор. Эвитанский лейтенант, — прибавил он. И Конраду захотелось пожать служаке руку.

— Бывший эвитанский и бывший лейтенант, — скривил узкие губы патриций, больше не глядя в сторону Кора. — Разве им оставили звания?

У самого-то небось — никакого. Разве что купленное.

Дать в морду квиринскому аристократу Конрад в нынешнем статусе права не имеет. Переругиваться — тоже. Остается сцепить зубы — пообещав себе еще встретить этого хлыща на узкой дорожке.

А пока будем со скучающим видом рассматривать апельсины, деревья и фонтан. Хорошо бы еще — и красивую рабыню, но та, заметив нового гостя, поспешила вновь скрыться среди деревьев. Где растут другие апельсины.

То ли просто испугалась чужих, то ли этот визитер уже успел оставить о себе недобрую славу.

— Доложи! — небрежно махнул белоснежной (по-дамски!) рукой павлин одному из невольников в туниках. Покорно замерших в ожидании приказов

Раб поспешно метнулся в дом. То ли горит желанием выслужиться, то ли — просто убраться.

Патриций, не дожидаясь возвращения посланца, величественно двинулся следом. Впереди эскорта. Почти так же пестро разряженного.

Едва за павлином и свитой закрылась разукрашенная резными завитушками дверь, один из конвоиров от души сплюнул на дорожку. Беломраморную.