Свадебный подарок

Рид Джоанна

Грэгори быстро пошел вниз. Сьюзен, немного помедлив, нерешительно двинулась следом. Когда она вошла в столовую, коробка уже стояла на столе, а молодой человек, достав из кармана перочинный нож, уже приготовился разрезать веревку. Один лишь взгляд на побелевшее лицо девушки заставил его остановиться.

Грэгори отдал нож Сьюзен. Она быстро перерезала веревку и выронила из рук нож, который с громким стуком упал на пол. Девушка открыла крышку коробки. Внутри лежал пухлый конверт, адресованный лично ей.

Грэгори взял пакет и, подержав мгновение, передал его

девушке. Она повертела конверт в руках, еще раз прочитала свое имя.

— Вы хотите остаться одна?

Отрицательно покачала головой.

— Нет, вам лучше не уходить.

Сьюзен нуждалась в его присутствии, в его силе. Она открыла конверт и высыпала содержимое на стол.

До сих пор в ней жила надежда на то, что Хенсворд ошибается, что свидетельство о рождении было подлинным, а ее мать не отказалась от нее. Но надежда рассеялась, как дым. Мужской носовой платок, половинка театрального билета, приколотый к открытке, засушенный букетик фиалок, сохранивших цвет, маленький золотой медальон и толстая записная книжка. Пять небольших предметов. Сьюзен до боли сжала зубами кулак, чтобы не дать вырваться наружу крику отчаяния.

Все вокруг внезапно стало таким хрупким, и ей показалось, что если она сделает хоть одно движение или дотронется до чего-нибудь, вся ее жизнь, все, во что она верила, исчезнет навсегда.

Но ее мир и так уже рухнул. Этот тайничок служил доказательством того, что огромная тайна все-таки существовала, и ничто уже не вернется в прежнее русло.

Она снова перебирала предметы. Фиалки, платок, впитавший их аромат, театральный билет, разорванный неизвестной рукой пополам двадцать пять лет назад. Медальон раскрылся, и из него выпала прядь светло-русых волос. Но не таких,— как у нее или у Сандры. Они принадлежали мужчине, который стал отцом ребенка, а потом, не раздумывая, бросил и мать, и дочь. Наконец, записная книжка в парчовом переплетете золотой ручкой к ней. Это была по-настоящему ценная вещь.

Сьюзен судорожно глотнула и облизнула губы, прежде чем поднять глаза на торжествующее лицо Хендсворда.

— Может быть, мне прочитать?

Сьюзен покачала головой. Книжка дожидалась именно ее и, секунду поколебавшись, девушка нашла в себе смелость открыть дневник, написанный много лет назад и, точно бомба замедленного действия, оставленный для нее.

Безупречным почерком Сандра записывала свои мысли и чувства с того самого момента, когда поняла, что полюбила. Редкие записи выдавали в ней умную и незаурядную женщину, взвешивающую каждое слово, доверяемое бумаге.

Сьюзен долго сидела, склонившись над дневником, и за все это время мужчина рядом с ней не проронил ни слова. Зато вовсю говорили записи в дневнике. Там хранилось столько радости и столько боли, последние странички видели целые потоки слез.

Только дойдя до постскриптума, написанного годы спустя, девушка горько всхлипнула и выронила книжку. Слезы застилали глаза и мешали читать. Грэгори подхватил ее и прижал к себе, дав излить горе у него на груди.

Она почти не слышала слов утешения, чувствовала только, как он гладит

ее по голове и как благодаря этому постепенно тает боль. Грэгори прижался к ее виску холодной щекой, потом легко коснулся ее губами. Девушка подняла заплаканные глаза.

— Сьюзен, — пробормотал он. — Простите меня.

Помедлив мгновение, он нашел губами ее губы, и на мгновение Сьюзен показалось, будто боль отступила. Затем он улыбнулся, откинул ей волосы с лица и вытер глаза.

Сьюзен заметила, что он посматривает на дневник, продолжавший лежать на полу.

— Нет, пожалуйста, не читайте этого!

— Мне же тоже надо знать, Сьюзен.

Девушка закрыла глаза.

— Вы правы. Сандра моя мать.

— А как же свидетельство о рождении?

— Так получилось. Она назвала имя моей матери — Сьюзен запнулась и осторожно поправилась: — Она назвала в клинике имя Элизабет Холлендер. Они всегда уведомляют местный департамент здравоохранения, и так как я везде была зарегистрирована как Сьюзен Холлендер, не имело смысла раскрывать секрет и исправлять записи. Вероятно, Лиз и Пол собирались удочерить меня в любом случае. Это всех избавляло от лишних забот.

Грэгори нахмурился, услышав горечь в ее голосе.

— Для Сандры использовать имя вашей матери, было, наверное, единственной возможностью.

— Она не была моей матерью. Никто из них.

— Неправда.

— В самом деле? — Сандра повернулась к собеседнику. — Одна из них меня не рожала, другая не хотела воспитывать.

Грэгори схватил ее за плечи.

— Все очень непросто, Сьюзен. Когда вы обдумаете ситуацию, я уверен, вы увидите ее в другом свете.

— Сомневаюсь. — Сьюзен взяла в руки и протянула Грэгори платок. — Что бы вы чувствовали, если бы это было все, что вы знаете об отце?

Грэгори понял, какую доставил ей боль и попытался помочь.

— Я постараюсь найти что-то большее. Это все еще в наших силах. Даже спустя столько лет.

— Нет! Он слишком заботился о своем положении в обществе, чтобы пожертвовать им ради Сандры и признать мое существование. Я ничего не хочу о нем знать.

— Не сейчас. Но может быть, когда-нибудь. — Грэгори пожал плечами. — Конечно, легко просить вас не судить их. Я догадываюсь о вашем состоянии, а чувства тех людей мне неведомы.

— Вероятно. — Сьюзен ненавидела самое себя. Отец мог не хотеть ее, но Сандра... — Боль стала настолько невыносимой, что Сьюзен казалось, она не переживет ее. — Они должны были мне сказать.

— Да, должны, но Сандра думала, вы знаете: Элизабет обещала рассказать, когда придет время. Полагаю, она собиралась отдать вам это. — Он кивнул на содержимое коробки.

— Но она не выполнила обещания.

— Вероятно, Элизабет Холлендер думала, что двадцать первый день рождения станет тем самым временем. А может быть, просто откладывала до последнего. Ведь она погибла за несколько дней до вашего совершеннолетия, да?

— Да, — Сьюзен с трудом подавила рыдания и начала засовывать улики прошлого в конверт с таким упорством, как будто это могло что-нибудь изменить.