"Сварщик" с Юноны 3 книга
Шрифт:
Молодая женщина удивлённо скинула соболиные ресницы: - Давно ты меня так не называл.
"Тьфу ты!
– подумал он про себя, - и то, правда".
– Резанов-то называл её по-домашнему": - Да это я так, Кааа-ттяяя, - на втором слоге горло перехватило спазмом. "Что за ерунда?!
– в панике подумал он, - Неужто это тело Резанова так реагирует? Неужто в теле осталось Его память?"
Когда-то Савелий читал статью о замене органов. Суть заключалась в том, что после пересадки печени у пациента поменялся
Продолжая кашлять, махнул рукой, отвернулся, лихорадочно выдумывая отговорку.
"Ну и ну..." - попытался улыбнуться, но лицо словно стянуло деревянной маской, и улыбку он вымучил, отчётливо сознавая, что получается фальшиво. Зачем-то схватил щепку с перил, покрутил, откинул. Потом взгляд упал на изгвазданные ноги. И в голову пришла спасительная мысль: - я щас. Сапоги помою, - трусливо юркнул за угол.
Туда, где женщина видеть его уже не могла. Сердце гулко колотилось где-то в районе горла. Что за фигня творится!?
Пока он смывал грязь в корыте, вырубленном из куска бревна как раз для этих целей, немножко подуспокоился и, вернув способность рассуждать здраво, сообразил, что раньше-то с супругой Резанов общался сам. А Савелий научился задвигать своё сознание за его, довольствовался всплеском гормонов. Ну, как наркоман уколом дозы наркотика. Нет, поначалу-то ещё как-то наблюдал, что очень напоминала просмотр порнографии, и лихорадочно искал способ улизнуть. По-честности, чувствовал себя в такие моменты Подглядывающим, что коробило. Пришлось научиться отстраняться. А вот теперь остался без Резанова, требовалось решить, Как дальше общаться с Кончитой, что делать.
Топоча подошвами по каменным плитам чтобы стряхнуть воду, вышел из-за хаты и взглядом упёрся в покрывшиеся "гусиной кожей" ножки супруги Резанова, сердце зашлось от жалости, укоризненно качнул головой: - К-ккатя, что за ребячество! Ты же взрослая женщина, у тебя самой дети. А ты тут босая, - взбежал по ступенькам, подхватил её на руки, занёс в жилище.
Хотя какая она взрослая, 18 лет, совсем сама ещё ребёнок по меркам мира Савелия. Стягивая сапоги, крикнул в коридор:
– Эй, народ! Что ж вы барыню на улицу босой выпускаете! А ну несите растирку!
– разулся, схватил Кончиту в охапку, отнёс на постель. А вокруг уже хлопотали слуги. Савелий за этой суетой старался укрыть собственную растерянность.
А перед внутренним взором появилась картинка: рынок, лавка заезжего американца, вывеска: "Нипромокаемае одегда и обув!". Тогда ещё бросилось в глаза и запомнилось, прежде всего, из-за смешных ошибок в словах. То ли некому подсказать, то ли старается учить наш язык, да пока слаб.
На следующий день повёл
Кончиту, Акулину, Матрёну, жён других соратников Резанова обули в каучуковые сапожки, а сами выбрали галоши на сапоги. Нашлись и прорезиненные накидки взамен брезентовых да кожаных плащей.
Владелец, Чарльз Чаффи, рад высокопоставленным покупателям. Савелий заодно выведал, что продажи идут не шибко - ни валко, что хозяин сам и производит товар, что одно время он преуспевал на торговле крышами и покрытиями для фургонов, но прогорел из-за мерзкой вони в жару и растрескивания продукции в морозы. Да и обувку с одежкой, со вздохом признался, по той же причине слабо берут.
Савелий, где нужно кивал, иной раз соболезнующе цокал языком, чем совершенно расположил к себе лавочника. И тут краем глаза, через открытую в задней части лавки дверь, среди толкущихся приказчиков заметил... Резанова!
Потряс головой, сердце бухнуло в ушах.
Изумляя торговца, перекинул тело, стелясь над прилавком, как на выходах перемахивал заборы, чтоб "не отсвечивать", уменьшить силуэт, представлять наименьшую цель. И улыбаясь, будто ничего не произошло, спросил, а скорее утвердил: - Товар там? Гляну, - и двинулся к проёму.
Приказчики встретили удивлёнными взглядами, так как посторонних сюда не допускали. А Савелию их "гляделки" "по барабану", мгновенно осмотревшись, "На всякий случай убедился в отсутствии второго выхода - никого. Сдулся", померещилось...
Пока рассчитывался, договорился с хозяином Чарльзом Чаффи об оптовых поставках.
После обеда собрал Базарова и Лангсдорфа, кивнул на груду образцов, сваленных на лавке: - Григорий Иванович, Евгений Васильевич, знакомы с каучуком?
Естествоиспытатели переглянулись и с любопытством детишек перед новыми игрушками принялись перебирать, мять и даже нюхать изделия.
– Слышать слышали, но видим впервые, - повернулся с ботом в руках Лангсдорф.
– Я тоже, - кивнул Базаров.
– Ясно. Вот это, - Савелий взял у Лангсдорфа обувку и, отогнув краешек, потёр эластичную плёнку, - каучук. В переводе с индейского "слёзы дерева". А дерево это гевея растёт в Бразилии. Млечный сок на воздухе темнеет, густеет и становится, в конце концов, упругим и водонепроницаемым. Вот его и приспосабливают к одежде и обуви, иным товарам, которые от воды, дождя да снега хотят спасти. И это ещё далеко не всё. Но у каучука есть "ахиллесова пята". Его изъян в том, что на жаре раскисает в вонючий кисель, а на морозе дубеет и трескается.