Сватовство
Шрифт:
1
Нюрке жалко было Алевтинины туфли. Они на весь каблук
— Сняла бы да босиком, — сказала Нюрка. — Не по асфальту ведь, за два дня обдерешь.
— Ничего, Илюша новые купит, — ответила Алевтина и пошла смелее, будто на ногах у нее сапоги; козий след потянулся точеной строчкой.
Нюрка еле сдерживала себя, чтобы не спросить Алевтину: «Передо мной-то чего рисуешься? Знаю я твоего Илюшу…» Да неудобно было со встречи ссориться: только увиделись — и в задир. Не за этим Алевтина, едва с дороги опомнилась, прибежала к подруге, не за этим домой к себе повела.
Тропка после дождя была узковата — натоптать еще не успели, — и Нюрка, страдая, шагала сзади, не в силах смотреть, как вязнут в земле Алевтинины туфли.
— Босой-то, что ли, боишься? — не удержавшись, укорила она подругу. — Корост от земли не будет…
— Да уж отвыкла, Нюрочка, я босиком ходить. Перед людьми неудобно: не девочка все-таки.
Нюрка чуть с досады не плюнула и, утешая себя, вспомнила о матери Алевтины: «Ничего, Петиха за отпуск научит тебя обутку беречь».
Мария Петиха — известная в селе скупердяйка. У нее зимой снегу не выпросишь. Она и сама изведется, и дочери жизни не даст, когда увидит, как Алевтина обращается с обувью.
Но Мария Петиха девок встретила молча, посмотрела, как Алевтина сняла раскисшие туфли, как, потягиваясь, прошлепала босыми ногами к зеркалу и, словно понимая, что родную дочь упрекать все равно бесполезно, — а выговориться, видно, хотелось, — заворчала на Нюрку:
— Загордилась, славутница. Без провожатых и дороги к Але не знаешь. Видела ведь в окошко, что Аля приехала…
— Нет, не видела. Я только с фермы пришла.
— Аля приехала — и сразу ко мне с вопросом: «Где-то Нюра? Чего она не идет? Сбегаю, мама, к ней». С матерью двух слов сказать не успела, а уж к тебе бежать собралась. Сиди, говорю, вертихвостка. Не отпустила ее. Так пока на стол собирала, она все равно улетела к тебе.
Петиха опять посмотрела на туфли. Под ними темным пятном скопилась вода. И не стерпела, укорила дочь:
— Ухайдакаешь туфли-то.
— Да ладно, мама, — остановила ее Алевтина. — Илюша новые купит.
— Напокупаешься на тебя, — вздохнула старуха и обеспокоенно посмотрела на дочку: чего-то она никак не могла в ней понять и оттого тревожилась.
Перед тем как садиться за стол, Алевтина повела Нюрку в горницу — показывать наряды. Платья и кофточки у нее были красивые, но Нюрка не завидовала подруге: в деревне в таких куда пойдешь? Разве в район когда съездить, так и то вырезы
Но у Нюрки повлажнели глаза, когда она увидела паспорт. На гербованных листочках старательно выведена тушью новая фамилия Алевтины. Нюрка непривычно повторила ее:
— Елсукова.
Илюшу по фамилии в деревне никто не звал. Как железом каленым выжгли, на всю жизнь припечатали прозвище Илюша Центнер. И был-то он худенький, с рукавицы весом, а вот поди ж ты — Центнер, и всё.
Слыл Илья недотепой. Про таких говорят в деревне: на ходу уснет. Ветром вырвало с крыши у Елсуковых тесину, так все лето упиралась она одним концом в желоб, а другим — в землю. И только когда уходили ребята в армию, пришли к Илье пиво пить, Коля Задумкин не вытерпел, забрался на крышу.
Девки обходили Илюшу за три версты, даже на проводы не заглянули к нему. А он, отслужив три года, остался в армии на сверхсрочную — в кладовщики пошел, — приехал в первый же отпуск да и увез Алевтину.
— Вот тебе и Илюша, — дивились бабы. А уж больше-то всех удивилась Нюрка. Три зимы с Алевтиной на ферме вместе работали, все пополам делили. Уж кто Алевтину лучше Нюрки знал — никто.
Перед отъездом пришла Алевтина на дойку, смеется:
— Илюша Центнер замуж зовет.
Посмеялись вместе, а на другой день не явилась она на работу: Елсуковой стала.
Чего же делают с девками паспорта.
…Мария Петиха заглянула в горницу:
— Самовар-то стынет. Второй раз ставить не буду.
Сели за стол. Выпили по рюмочке красненького. А разговор, как раньше-то, не вязался. Отвыкли, видать, одна от другой, Алевтина спросит, Нюрка ответит коротко. Нюрка для приличия вопрос задаст — Алевтина проронит слово. А думают, видно, каждая о своем.
— Вы, девки, как умирать собрались, — не выдержала Петиха и еще налила по стопке. — Аль! Ну вот ты посмотри на Нюру, — сказала она озабоченно. — По-о-олнень-кая, как помидорчик… А ты-то чего иссохла вся?
И опять затуманились у старухи глаза.
— Да хватит, мама, — поморщилась Алевтина. — Дай хоть посидеть с человеком.
— Да я ведь чего… — покладисто согласилась Петиха. — Я молчу…
Она отщипнула от пирога кусок мякиша, вместе с крошками, подобранными со скатерти, бросила его на язык и долго и отрешенно перетирала беззубыми деснами. Отвернулась даже от девок в угол. А в глазах не таяла, синела тревога, и Петиха, наверно, сама не заметила, как снова ввязалась в беседу:
— Я ведь только чего и сказала-то — что Нюра полненькая…
— Ну, завелась как пластинка…
Петиха положила пирог на стол, заморгала повлажневшими ресницами. И дочь, предупреждая ее обиду, ущипнула Нюрку за бок:
— А тебя и правда ухватить не за что, — сказала она неестественно весело. — Как мячик стала…
— Сама-то какая была, — сказала Нюрка.
— Вот и я ей про то толкую, — обрадовалась неожиданной поддержке Петиха. — Сама-то мягонькая была, аккуратненькая…
Алевтина возразила ей строго:
— А теперь полные-то не в моде.