Сватовство
Шрифт:
Над рекой расползался туман. Сквозь него не видно было ни лавы, ни мосточка, на котором бабы полощут белье, ни Ксеньина дома.
Ксенья вскоре тоже растворилась в тумане, и вдруг по лугам полетела частушка:
Через пень, через колоду,
Через райпотребсоюз
Помогите ради бога —
В старых девах остаюсь…
Река
Василий Петрович обругал сына и подосадовал: «Не в меня».
В тумане, за рекой, резко скрипнула дверь, потом скрипнула еще раз, звякнула металлическая задвижка, а у кого-то во дворе потревоженно промычала корова.
«Каково-то в холодную постель ложиться?» — подумал про Ксенью Василий Петрович и засеменил к крыльцу. Он вынул из петли замок, перешагнул порог и неторопливо задвинул засов, наслаждаясь предстоящей местью: «Ну, паразит, хоть всю ночь простучись — не открою». Не желая выслушивать расспросов разбуженной Ксеньей жены, Василий Петрович не пошел спать в избу, а свернул на поветь, где была постель Зинка.
Сын, скрючившись под одеялом, лежал на своем месте.
— Ты как это сюда проник? — насмешливо спросил Василий Петрович.
— А через двор, — невозмутимо ответил Зиновий, не уловив в голосе отца насмешки.
— Ну, конечно, лучше коровам спать не давать, а не девкам.
Зиновий обескураженно промолчал.
Наутро Василий Петрович, выйдя покурить, видел, как Ксенья, балансируя руками, спустилась на реку за водой, как постояла на лаве, сделала ладонью козырек от слепившего солнца, посмотрела в гору, на дом Василия Петровича, и зачерпнула полнущие ведра. Василий Петрович даже услышал, как вода выплеснулась через край и как Ксенья чему-то рассмеялась.
«Ой, да она ведь с Зиновием-то совсем не всерьез, — догадался Василий Петрович. — С нее, смотри ты, как с гуся вода, будто и не было вчерашнего происшествия».
Ксенья поднялась по выкопанным в обрыве ступенькам наверх, поставила ведра, чтобы передохнуть, и до Василия Петровича опять долетел ее смех:
— Ну и умора…
«Все, засмеет теперь Зинка, проходу не даст», — огорчился Василий Петрович.
Но, к его удивлению, она на другой день, встретив Зинка у магазина, равнодушно поздоровалась с ним и прошла мимо.
Уже забываться стала эта история. Зиновий закончил институт, вернулся в Полежаево агрономом, обзавелся семьей — Ксенья не проявляла к нему интереса. Стала даже по отчеству звать: Зиновий Васильевич. Так и вся деревня теперь Зиновия величала Васильевичем. Василий Петрович и сам зауважал сына настолько, что не отставал от других: Зиновий Васильевич да Зиновий Васильевич — другого имени и не знал при народе. А уж когда Зиновия сделали председателем, тут и сам бог велел уважение ему оказывать.
Правда, люди-то нет-нет да и обзывали Зинка Обабком. До чего же остроязык народ. Василия Петровича за то, что он чернее ворона, окрестили Грузлем, самым белым
В председателях Зиновий Васильевич быстро начал тучнеть. Разматерел за два года, будто медведь. Не знаючи-то не скажешь, что ему всего-навсего двадцать пять лет, а дашь полные сорок. Василия Петровича и радовало это — солидному человеку больше доверия, — и пугало: а ну как Зиновий такими темпами покатится к старости — так уж больно короткой окажется жизнь.
Ксенья все же взыгранула с Зиновием еще один раз.
У них на ферме выбраковывали старых коров. Василия Петровича снарядили делать помост, по которому собирались загонять коров на грузовые машины. А заодно попросили наростить и кузова, чтобы скот на тряской дороге не вылетел за борта.
Работа нехитрая, Василий Петрович быстро управился с нею и стал дожидаться, когда коров будут грузить.
Осеннее солнце грело слабо. Трава, окропляясь по ночам инеем, уже не оттаивала, серебрилась холодной изморозью, но все еще просвечивала зеленью. У прифермских построек горами дыбились ометы желтой соломы. Василий Петрович завалился в один из них, и его обдало духом сытного хлеба.
Коров, набросив на рога петли, затягивали на помост веревками. Они упирались, мычали, но сзади их подгоняли вицами бабы. Коровы мотали головами, а в кузове обреченно успокаивались, прижимались к бортам и тоскливо смотрели фиолетовыми глазами в широкие щели между наколоченными Василием Петровичем тесинами.
Зиновий прикатил на легковушке к концу погрузки.
— Ну? Документацию оформили? — спросил он. — Давайте сюда.
Он засунул бумаги в нагрудный карман, направился к головной машине.
— Сам поеду на скотобазу, — заявил он. — А то там не поругаешься — занизят упитанность.
Он отпустил легковушку, грузно забрался в кабину к Кольке Попову и, выкрутив стекло, выглянул:
— Ну? Готовы?
И в это самое время, подбоченясь, пошла в круговую Ксенья. Она тяжело задробила резиновыми сапогами, которые смачно хлюпали и били ее по голяшкам, взметнула правую руку вверх, а левую уперла в прогнутый бок.
Много лесу, много лесу,
Много вересу в лесу, —
запела она, озорно поглядывая на удивившегося Зиновия.
Председателя колхоза
Повезли на колбасу.
Зиновий был уже не тем мальчиком, какого она донимала в клубе, не растерялся.
— Смотри, Ксенья, допоешься ты у меня, — погрозил он из кабины. — Следующим заходом и тебя выбракую.
— Ничего не получится, председатель, — засмеялась она. — Комиссия акт не подпишет: меня еще, если в животноводстве разбираешься, можно и в племя пускать.