Свеча мертвеца
Шрифт:
Черные мундиры расступились - но вместо безопасного нутра звездолета передо мной предстали чрезвычайно ценные восемьдесят три кило органики в компании готового портала, переливающегося негостеприимной мглой. А принц почему-то и не думал утаскивать меня прочь!
– Держись, - только и сказал он, решительно направляясь в портал.
Я и так держалась за него изо всех сил, но глаза закрылись сами собой - и больше не открывались.
Последним, что я увидела, был королевский асессор, медленно сползающий по внутренней переборке звездолета,
…Четыре.
…если вы поклялись не наступать на старые грабли, выбирайте новые с умом.
Меня окружала темнота - густая, красноватая, тяжелая. Наверное, глаза все еще не открывались.
Ощущения в горле описанию не поддавались. Что-то страшно давило и саднило, с похвальной наглядностью демонстрируя, что за неимением визуальной картинки прислушиваться к собственному организму может быть весьма опрометчиво. К горлу мгновенно подкатилась волна тошноты. Я в ужасе попыталась задержать дыхание, но рвотный позыв вдруг остановился безо всякого вмешательства с моей стороны… а что до дыхания, то, кажется, я отлично обходилась без него и раньше.
Рядом что-то гудело, щелкало и ритмично попискивало, и звук шагов за этим фоновым шумом почти терялся. Окликнуть и выяснить, кто тут шляется, когда я помирать изволю, предсказуемо не получилось.
“Интубационная трубка, - машинально определила я.
– И, судя по настроению, перебор с наркозом”.
Писк становился чаще. Я хотела постучать по койке (или на чем я лежу?), но предсказуемо не смогла пошевелиться.
“С наркозом - конкретный перебор, - безразлично подумала я.
– Анестезиолога хоть предупредили, что я беременная?”
Стоп! А зачем мне вообще понадобился наркоз? Я вроде от удушья и без него преотлично отрубилась, зашивай - не хочу, только интубируй сначала…
А куда мне, собственно, попали?
От следующей подленькой мыслишки писк истерично зачастил, и кто-то, ходивший рядом, наконец-то обратил на меня внимание.
– Кейли, ты очнулась? Только не двигай головой! Пошевели пальцами, если слышишь!
Голос был бодр, обеспокоен и подозрительно знаком. Подозрительно - потому что Лики никак не могло быть на Павелле.
Тогда где я?
И с чего она вообще взяла, что я могу двигать чертовой головой?!
Вот тут в неподвижную и восхитительно пустую башку безжалостно постучалась реальность.
Меня подстрелили и протащили через портал. У меня сильнейший аллергический отек. Но я все еще жива.
А мама говорила, что даже на Павелле нет такого антигистаминного препарата, который не был бы опасен для нерожденного ребенка. Я боялась даже тогда, в первый раз… а сейчас - уже почему-то нет.
Наверное, будь я в полном сознании, я бы разревелась. А так - будь благословенен изобретатель общего наркоза!
– только вдруг вырубилась на ровном месте.
По пробуждению глаза уже открывались, хоть и не полностью. В получившейся щелке помещался идеально белый
Интересно, мне померещилась Лика - или то, что я выжила и опять лежу в павеллийской медицинской капсуле?
Ритмичный писк снова учащался. Неестественное безразличие никуда не делось, и в какой-то степени я, наверное, была этому рада - ровно до того момента, как начала прокручивать в голове свое первое пробуждение.
Ликин голос я помнила отчетливо. А вот сказанную ею фразу осознала только сейчас.
Она помнила, как меня зовут!
Я не выдержала - и все-таки повернула голову.
Горло взрезало бритвенно-острой полосой боли, но сквозь пелену навернувшихся на глаза слез я еще успела разглядеть, что в единственном кресле спит, свернувшись беззащитным клубочком, серая от усталости Мира. Потом я, кажется, хлюпнула трубкой, почти беззвучно закашлялась - и снова отключилась, не успев даже испугаться удушья.
Третье пробуждение привнесло приятное разнообразие.
Я очнулась от того, что что-то зашипело - должно быть, открылась герметичная дверь бокса - и нестерпимо сдержанный голос поведал:
– Я подежурю. Иди, он без тебя встать пытается и ругается так, что врачи восторженно записывают.
– Встать?!
– едва не взвыла Мира, уносясь с такой скоростью, что вопль завершала уже откуда-то из коридора - во всяком случае, звучал он уже гораздо тише.
На этот раз я поостереглась поворачивать голову, но глаза все-таки открыла, снова внимательно изучив предоставленный мне вид - потолок и белая решетка. Даже освещение не поменялось.
Потом в поле зрения появился лично Его Высочество, красочно перемазанный в крови. Я вытаращилась, едва не подскочив, но он только улыбнулся - безумно ранимо, виновато и натянуто. Кажется, то, что он до сих пор не повесился, можно было считать личной заслугой всех его воспитателей и учителей разом. В самом деле, не мог же принц прохлаждаться в петле, когда тут жрица не припахана, доктора не запуганы и Рино не при деле?
– Это чужая, - “успокоил” меня Третий и, продолжая улыбаться, машинально попытался оттереть кровь с рубашки.
– Здравствуй.
Я хотела заговорить с ним. Сказать: жизнь продолжается, несмотря ни на что. Сказать, что теперь у нас снова есть выбор, и он вовсе не обязан на мне жениться, что бы ни твердили ему советники по поддержанию образа в прессе. Кроме того, принц сможет помириться с отцом и спокойно обсудить с ним, что делать дальше.
Ну и, наконец, чем винить себя во всех грехах, лучше бы принес мне голову того ублюдка, который убил моего ребенка! Я даже на голубой каемочке на блюде настаивать не буду!
Но сказать я, разумеется, ничего не смогла. Интубационная трубка в трахее - вообще безотказное средство борьбы с женской болтливостью.