Свенельд или Начало государственности

Тюнин Андрей

Пелгусию не надо было ничего объяснять – на мгновение слезы застили изборожденное морщинами лицо, а затем его взор стал чистым и глубоким, словно душа и разум предсказателя оказались в ином мире, и он воочию присутствовал в том времени, которое нам еще только предстояло прожить.

Старец начал с меня, и слова его, вырвавшись из паутины двусмысленности, были просты и отточены до крайности.

 – Ты проживешь дольше всех и увидишь, как сбудутся мои предсказания обо всех присутствующих здесь, но, что уготовано тебе – разгадать не под силу никому.

Затем Пелгусий обратился к Горысу, и его речь снова заплескалась в витиеватости недосказанности и образности.

– Сыновья, отягощенные прошлым своих отцов, чаще всего, повторяют их путь.

 – Ты хочешь сказать, что …

 – Ничего не спрашивай. Огонь не совместим с водой, жизнь со смертью, но кто бесспорно различит тонкую грань между добром и злом, между любовью и ненавистью?

Оба замкнулись в себе, один пытаясь вникнуть в смысл сказанного, другой лишний раз убеждаясь в тщетности ответа на собственный вопрос.

Никто не решился нарушить общее молчание, лишь медно-красные сосны поскрипывали под порывами ветра, и их верхушки, казалось, вот-вот соприкоснутся под клочками облаков, словно головы беседующих друг с другом заговорщиков.

Пелгусий первым стряхнул с себя бремя оцепенения – его рука оторвалась от узловатого набалдашника посоха и взлетела в сторону Олега, сразу же сделавшего порывистый шаг навстречу волхву.

 – Стрелы, мечи и заговоры не коснутся тебя, – нараспев произнес мудрец, – слава и любовь подданных не

разминутся с тобой, но остерегайся змей, свивающих ложе свое в самых неподабаемых местах.

Ничего не добавив более, старик подошел к Игорю, оперся подбородком на скрещенные на посохе ладони, и впервые внимательно оглядел мальчика, который, как истинный сын варяга, ничем не выдал своего беспокойства и стойко переносил палящее солнце, особенно распоясавшееся в беспечный полдень.

– Береза станет твоим сопутствующим деревом, с ней будет связаны и счастье твое и гибель твоя. Но ты еще слишком мал, чтобы сказать о тебе больше.

Пелгусий выпрямился, и, обращаясь к Рюрику и Нате, стоящим по обе стороны от послушного сына, с неподдельным умилением воскликнул дрогнувшим голосом:

– Даже непутевый отрок, глядя на вас, догадается, что мир и согласие заполонили любящие сердца, и смерть не разлучить вас, на одном крыле навстречу предкам унося и мужа и жену.

– Она взойдет вслед за мной на поминальный костер? – не выдержал Рюрик.

– Нет, нет – вы умрете в одной постели, в один и тот же миг, не покинув один и тот же сон.

Остатки облаков скрылись за горизонтом, и солнце стояло прямо над нашими головами, но мы застыли в глубоком молчании, словно незыблемые идолы, взирающие на нас без всякого стеснения. Пелгусий устал – его редкие волосы, покрытые инеем мудрости, увлажнились от пота, но глаза, вернувшись из неведомых времен, смотрели на нас с отеческой любовью.

– Живите, пока живется, – промолвил он, обращаясь в этот раз ко всем сразу.