Сверх отпущенного срока
Шрифт:
— Это чтобы вас наверняка выманить. Пока вы сюда едете, пока ждете, потом обратно — сколько времени у него или у них будет, чтобы все обыскать…
— Так я и не живу там. Дома бываю редко, постоянно у вас, вы ведь знаете.
— Все равно поспешим. Называйте адрес.
«Пассат» въехал во двор обычной московской пятиэтажки. Дальский припарковал машину в ряду других машин.
Они вышли, и Аня показала на окна:
— Вот там, на третьем этаже, мои окна. Света нет, значит, и никого нет в квартире.
— Все же надо проверить.
Пошагали вдвоем по лестнице. В кармане пальто у Дальского
Но в квартире действительно никого не оказалось. Дальский и Аня осмотрели даже стенные шкафы. После чего Алексей, еле скрывая свое разочарование, начал прощаться. Девушка уже закрывала за ним дверь, и вдруг — как видно, из вежливости, — спросила:
— А вы не голодны?
Надо же такое придумать — спрашивать олигарха, голоден ли он… Такой вопрос может прийти в голову только очень чистому человеку.
Алексей, разумеется, сказал, что с утра ничего не ел.
Глава 11
…Алексея вывели на площадь и сказали:
— Иди, артист! Живи дальше, если сможешь…
Его толкнули в спину. А он упал, потому что не мог стоять.
Разрушенный город крутился, переворачиваясь. Дрожало закрытое черным дымом небо. Он упал, ударившись щекой о щербатый асфальт, и увидел возле своих глаз бурое пятно застывшей крови. И ничего в мире не было, кроме этого пятна, да еще горького запаха разрушенного города, в котором сгорели дома, деревья, люди и надежды. Алексей знал, что его не отпустят, что сейчас прозвучит выстрел и звук его будет последним, который донесется до слуха. А может, его убьют так же, как Лебедева. Но ему стало уже все равно. Сильно болела голова, и не было никакого другого желания, кроме одного — зажмуриться, потом открыть глаза и оказаться где-то далеко. Он так и сделал: закрыл глаза, открыл и увидел пятно крови. От этой лжи стало невыносимо обидно. Из горла вырвался хрип — от безысходности.
Чья-то рука схватила его за ворот бушлата и оторвала от земли. Его держали за плечи и смеялись.
— Иди, артист…
Он неуверенно шагнул. Потом сделал еще два шага, стараясь держать равновесие. Простреленная рука болталась, как плеть. Алексей не чувствовал ни руку, ни всю левую половину тела. Только сердце билось громко и гулко, отдаваясь набатом в голове.
И все равно до него донеслось, как кто-то сказал за спиной, наверное, в рацию:
— Тут русский пошел, ты его пропусти. Пусть себе идет дальше.
«Не убьют, не убьют…» — застучало в сознании.
Алексей остановился и на слабых ногах обернулся всем телом. Увидел разрушенные стены вокзала, черный снег, густо усеянный кусками кирпичей и мелкой рыжей крошкой, трупы, сваленные в кучу. К этим кучам подтаскивали еще и еще тела, волоча мертвых за ноги.
К тому, кто говорил по рации, подбежал бородач в камуфляже и сказал что-то по-чеченски.
Человек опустил руку с рацией, посмотрел на Дальского и ответил по-русски, вероятно, чтобы Алексей понял:
— Живой, говоришь, полковник? Тогда тащи его сюда. Я его сейчас на маленькие кусочки резать буду.
Надо было бежать оттуда, но Алексей пошел, качаясь, обратно к вокзалу. Шел медленно, боясь упасть, потому что сам бы уже не поднялся. Он видел, как волокли начальника штаба. Как бросили его возле кучи убитых.
— Ты один? — спросил полковник и захрипел. Пытаясь подняться и закричать, схватил Дальского за руку. — Ты один живой?
Дальский молчал, не зная ответа. Возможно, один. Или их двое. Но ведь и их сейчас…
Его отпихнули, и он упал.
— Иди отсюда, артист, пока отпускаем.
Алексей все же встал на ноги.
Шагнул к полковнику, но его опять отпихнули.
— Пошел отсюда, шакал!
Начальник штаб поднял голову, чтобы увидеть Алексея.
— Иди, солдат. Иди, дорогой. Ты один остался. Расскажи про нас…
Он шел, падал, поднимался, снова шел… Где-то гремели выстрелы, и Дальский направлялся туда, откуда доносились звуки. Оказался на путях и побрел, спотыкаясь о рельсы. Потом остановился у какого-то разрушенного кирпичного домика и увидел трупы. Он снова очутился возле вокзала! А может, и не уходил от него. Теперь Алексей стоял возле кирпичного пакгауза. Здесь лежали трупы ребят, с которыми он был рядом двое суток назад и о чем-то говорил с ними. Тогда Дальский понял: отсюда ему не уйти. Сколько бы раз он ни начинал свой путь, куда бы ни повернул, все равно неведомая сила каждый раз будет возвращать его сюда снова и снова. Пространство мира замкнулось. Теперь некуда идти, потому что мира больше нет.
Алексей поднял лицо к небу, в котором не было ничего, кроме тьмы и ветра, и закричал, чтобы услышал хоть кто-нибудь, выживший в этом безумии.
Хотел крикнуть.
Но лишь задохнулся в бессильной злобе.
— Н-не-ет…
— Что с вами?
Из тьмы прилетел чей-то взволнованный шепот.
Дальский открыл глаза и сел в постели.
Теперь он вспомнил, где находится.
— Включите свет, пожалуйста, — попросил Алексей Аню.
Та щелкнула выключателем и выскользнула в коридор — потому что спешила на его крик и бросилась к нему, вскочив с кровати в коротенькой ночнушке.
Дальский спустил ноги с дивана, на котором спал. Его тряс озноб, он задыхался. В комнату снова вошла Аня, уже в халатике. Протянула ему стакан воды:
— Попейте. Это минералка из холодильника.
Алексей выпил залпом, в два глотка, едва не захлебнувшись.
Девушка спросила, принести ли еще, но Дальский отказался. Попросил только, чтобы она посидела рядом. Аня послушно опустилась на постель. Оба молчали.
Вчера, после осмотра квартиры, она предложила ему поужинать, явно надеясь, что неожиданный гость откажется. А тот согласился. И веселил ее целый вечер, потому что более всего в тот момент хотел, чтобы исчезла печаль из ее взгляда. Рассказывал смешные истории и подливал ей вина, которое девушка приготовила для встречи с другим человеком, а теперь выставила на стол. Но пил только он, а в ее бокале вина становилось все больше и больше, пока его уровень не достиг золотой кромки.
— Вы в последнее время изменились, — вдруг сказала Аня.
— Очень заметно? — поинтересовался Дальский.
— Не очень. Но ходите иначе. Улыбаетесь чаще и совсем по-другому. А главное, у вас другие глаза. Теперь они… — девушка помялась и закончила: — добрые.
— Так я вам больше нравлюсь?
Аня подумала, кивнула и отвернулась.
Дальскому показалось, что щеки ее порозовели. И тогда он осмелел.
— Послушайте меня… Это очень серьезно, то, что я хочу вам сказать. Это не шутка, не розыгрыш…