Сверхдержава
Шрифт:
– Давай, топай ножками, человек, – Старик взмахнул вилкой как дирижерской палочкой. – Перепелки остывают. Ты же не любишь размазывать застывший куриный жир? Сегодня у меня на редкость жирные перепелки.
Николай, несмотря на оцепенение, делал шажок за шажком и вскоре добрался до края уступа. После чего немедленно свалился на четвереньки и с воплями понесся прочь от ужасной пропасти, напоминая природной грацией африканскую обезьяну павиана.
– Я все же настаиваю, чтобы ты сел в кресло, – произнес Старик. – Я даже считаю, что это несколько неприлично с твоей стороны: я рассчитывал на приятную беседу, а ты носишься в четвероногом положении и кричишь подобно ослу.
Краев встал, отряхнул колени. В самом деле, что это он? Ну
– И где же обещанная перепелка? – поинтересовался он.
Птица немедленно возникла на тарелке сама по себе, словно нарисовалась из воздуха.
– Я так и знал! – заявил Краев. – Все это обман. И жареное пернатое, и пропасть со скалой. Ты, обманываешь меня, Старик. Ты создал очередную иллюзию – к тому же банальную и истрепанную.
– Истрепанная иллюзия? – Правая бровь Старика едва приподнялась. – Оригинальное словосочетание. Что ты имеешь в виду?
– Ну все это… – Краев обвел рукой вокруг. – Что-то вроде виртуальной реальности, да? Почему все так стандартно? Эти горы, эта пропасть… Слушай, и почему ты ешь? Почему мы все время жрем, в конце концов? Этот стереотип уже навяз в зубах: я только что был в забегаловке Пети Стороженко, ел там пончики с ананасами и запивал их пивом, и, смею заметить, еще не проголодался с тех пор. И вот снова стол, снова еда, пережаренная перепелка. Терпеть не могу представителей отряда куриных – в живом виде, и тем более в мертвом. Не мог бы ты предложить мне что-нибудь иное? Например, томно извивающихся дев? Я оценил бы это…
– Как забавно устроены люди… – Старик усмехнулся, качнул головой. – Иногда я думаю: зачем я делаю все это? Зачем оказываю услуги людям, если они не в состоянии оценить их?
– Услуги? И какую же ты услугу ты мне оказываешь?
– Все очень просто. – Старик закончил обгладывать птичью косточку, положил ее на край тарелки и аккуратно вытер руку о полу халата, расшитого серебром. – Дело в том, что некий Салем сейчас сканирует твою память – там, в земной реальности. Это сканирование глубокое, в отличие от того, что тебе делали ранее. Более того, такое проникновение в твое сознание может нанести тебе вред. Скажу тебе по секрету, что оборудование Салема существует в единичном экземпляре – только в том городе, в котором ныне пребывает твое бренное тело. В сем городе, под названием Седьмой Временный Карантин, собрана элита электронных мастеров чумников, и в последние годы они изготовили множество уникальных приборов. Смею также заметить, что чумники не торопятся докладывать о своих изобретениях специальным службам вашей страны. Но спецслужбы догадываются об этом. Они боятся, что шаткое равновесие может быть нарушено, и в общем-то, имеют на это веское основание. В последнее время Салем очень испуган. Он знает, что специальные службы могут попытаться устранить лично его, как одного из главных нарушителей порядка. И в этом он тоже прав. Он думает, что ты – убийца, присланный, чтобы убить его. И если он обнаружит, что твоя память за последние пять лет не стерта, как ты это утверждаешь, то не станет с тобой церемониться, не станет разбираться, кто ты такой на самом деле – он просто убьет тебя, пока ты не пришел в сознание. Причем убьет так, что никто не заподозрит в этом насильственных действий. Тебя спишут как очередную жертву чумы.
– Так… – Краев помрачнел. – У меня есть шансы выжить?
– Ты сделал ошибку, когда затеял эту авантюру. Личную ошибку. Но люди – лишь винтики в огромном механизме. Каждый поставлен на определенное место, каждый вращается в определенном ритме, взаимодействует с другими составными элементами машины. Общая картина, кажущаяся на первый взгляд хаотичной, подчинена
– Спасибо, Старик! – произнес Краев с трогательной слезой в голосе. – Я ценю твою заботу. Особенно славно звучит то, что меня не убьют раньше, чем положено. А когда меня положено убить? И кто меня убьет? Ты не в курсе, случайно?
– Извини, не знаю. Обычно я не вмешиваюсь в дела людей, только общаюсь с теми из них, кто чем-то заинтересовал меня. Но сейчас я решил вмешаться: в течение того времени, пока мы беседуем, Салем будет находить в твоей памяти только пустоту. Надеюсь, это убедит его.
– Кто ты – ангел? Сам бог? Или, может быть, один из богов? Когда-то их много обитало на Земле…
– Боги никогда не обитали на Земле, – устало пробурчал Старик. – У богов своя обитель… Кто я? Никто. Один из Старых. Последний из Старых, который никак не может умереть. Что мне остается делать? Только наблюдать за людьми, и иногда пытаться помочь им. Хотя это не приводит ни к чему хорошему.
– Слушай, Старик… Твоя картина там, в доме… Этот корабль. Он производит потрясающее впечатление. Что ты хотел сказать этим?
– А ты что сам думаешь по этому поводу?
– Это путь, по которому нужно идти, и по которому мы не идем.
– Не совсем так. – Старик мягко улыбнулся. – Это просто инь , переходящий в ян . В моей собственной интерпретации – без Великого Предела. Я часто рисую инь и ян на своих картинах. Когда-то мы спорили с Чжоу Дуньи [5] об инь и ян . Я утверждал, что между ними не существует границы, есть только плавный переход – состояние, которое является и тем и другим, причем это состояние и есть жизнь. А чистый ян так же мертв, как и чистый инь . Чжоу смеялся надо мной. Он говорил, что как движение, так и покой могут доходить до предела. Говорил, что мудрость древних мне недоступна. Но что он мог знать о древних? Он был просто мальчишкой…
5
Чжоу Дуньи – один из основоположников философского течения неоконфуцианства (Китай, XI век н.э.)
– Ты так стар?
– Гораздо старее, чем ты можешь себе представить. Память моя вмещает тысячелетия, но и она не бесконечна. Мое прошлое скрылось в бездне забвения. Иногда хочется заглянуть в бездну, но от этого так кружится голова…
– Наверное, ты знаешь ответы на многие вопросы, Старик? Что происходит здесь, в нашей стране? Объясни мне!
– Это болезнь. Новая болезнь человечества. Последняя ее болезнь…
– И что? Мы все погибнем?
– Все люди когда-нибудь умрут, – веско сказал Старик. – Не умирают только бессмертные. Но, поверь мне, бессмертие – болезнь похуже смерти. Болезнь, от которой не избавляет даже смерть.
– Я хочу, чтобы ты объяснил мне все, – заявил Краев. – Всю эту белибердень, которая происходит на моих глазах. Ты объяснишь мне все, и я все пойму, и, может быть, решу, что мне нужно делать…
– Ты хочешь заменить свою жизнь суррогатом?
– В каком смысле?
– Познание – смысл твоей жизни. Ты пытаешься познать мир – рискуешь собой, совершаешь поступки, которые кажутся нелепыми, но упорно идешь своей собственной дорогой – шаг за шагом. Сейчас ты предлагаешь мне украсть отрезок твоего жизненного пути – просишь, чтобы я рассказал то, что тебе предстоит познать самому. Я не буду этого делать. Проживай свою жизнь сам, и не позволяй никому делать это за тебя.