Сверхдержава
Шрифт:
– А как ты нашел Лизу?
– Это оказалось проще, чем я думал. Я послал запрос и получил ответ. Тогда, восемь лет назад, о чумниках очень заботились. Мы горой стояли за президента Волкова, глотки готовы были перегрызть за него кому угодно. А государство всячески помогало нам, относилось к нам с большим сочувствием. Любые прихоти чумников выполнялись, власть как бы извинялась перед нами за то, что нам приходится жить в изоляции. Перемещение между Врекарами было свободным – люди искали свои семьи и объединялись. Я нашел Лизку в Кемеровской области и вывез ее сюда. Тогда ей было пятнадцать лет. А родители наши погибли. Я получил справку, что они умерли от якутской лихорадки.
– Вот как, значит,
– Почему?
– Я не был полноценным членом президентской команды, – сказал Краев. – Я все время пребывал в оппозиции, настаивал на том, что я – лишь наемный работник. И когда президента выбрали, я решил, что с меня достаточно. Я сбежал из Москвы в свой родной город Верхневолжск. Но спецслужбы выловили меня очень быстро – когда эта буча с повстанцами только началась. Я просидел в бункере всю гражданскую войну, всю эпидемию. Я был под негласным арестом – меня охраняли как ценную персону. Меня оберегали от всего, в том числе и от правдивой информации. А потом, когда я изъявил желание уехать за границу, меня отпустили с неожиданной легкостью. Понимаешь, я был больше не нужен им. Я отказался с ними работать…
– Где ты жил все эти годы?
– В Германии. Я даже имя сменил, стал называться Рихардом Шрайнером. Но однажды я не выдержал и снова приехал в Россию. Инкогнито. Мне хотелось знать, что здесь происходит.
– Как ты попал в чумную зону?
– Я украл карточку у убитого чумника. Похоже, он был полумехом, отсюда все недоразумения…
– Да, это действительно ты, Николай Краев! – Сиплый голос раздался из динамиков и Краев вздрогнул от неожиданности. – Я узнаю тебя. Помню, как ты уехал за границу. Давила был тогда в жутком гневе. Но, думаю, он не показал тебе своего гнева. Так ведь?
– Не показал, – сказал, растерянно озираясь, Краев.
– Он всегда относился к тебе неравнодушно.
– Мы были друзьями в юности. Когда-то он был хорошим парнем.
– Он и сейчас хороший. Просто он вынужден действовать так, а не иначе. У него нет выбора. Россия, несмотря на свое благополучие, балансирует на тонкой грани между процветанием и гибелью. Такой вот странный контраст. И причина этого состояния – вирус якутской лихорадки. Он изменил людей.
– Кто ты? – возопил Краев. – Кто ты и где ты находишься?
– Я – Агрегат. Тебе уже сказали, как меня зовут.
– Ты машина?
– Я человек.
– Может быть, ты выйдешь сюда, покажешься? Не очень вежливо разговаривать с гостями через микрофон и наблюдать за ними посредством видеокамеры. Ты боишься нас, да, Агрегат?
– Я не боюсь никого. Мне некого бояться, потому что нечего терять. Просто я плохо выгляжу. Людям почему-то не нравится, как я выгляжу, да и мне тоже. Но мне легче – я уже привык к своему внешнему виду.
– Ничего, – сказал Краев, – я не привередливый. Давай, показывайся, Агрегат.
– Хорошо, уговорил.
Матовое стекло стены медленно осветилось. Трудно сказать, было ли это экраном, или просто исчезла непрозрачность и стало видно то, что находилось по ту сторону. Краев встал с места и подошел к стене. То, что предстало его глазам, не могло не шокировать.
Краев постучал пальцем по стеклу и существо повернуло к нему свою безобразную голову.
– Привет, Агрегат, – сказал Краев. – Ты меня знаешь, да?
– Знаю. Помню твое лицо, Николай. Хотя с тобой что-то случилось. Ты помолодел, вот оно что. А я… Как видишь, не могу похвалиться хорошим здоровьем. Я, можно сказать, почти умер.
То, что называлось Агрегатом, когда-то, безусловно, имело нормальное человеческое тело. Но сейчас от того тела осталась едва ли пятая часть. Если бы попытались оживить старый, местами разрушенный мраморный бюст какого-нибудь героя войны, это выглядело
– Да… – тягуче произнес Краев. – Выглядишь ты своеобразно. Выходит, мы были знакомы когда-то?
– Да. Я узнал тебя, как только ты вошел в эту гостиную.
– Извини… А я вот тебя что-то не узнаю.
Неудивительно. Трудно было представить как выглядел этот человек до того, как стал Агрегатом. Он не дышал – да и как он мог дышать, если у него не было легких? Ушных раковин тоже не наблюдалось – вместо них были прикреплены черные прямоугольные коробки с микроантеннами, ощетинившимися как иглы ежа. Безволосый череп покрывали овальные серебристые пластинки-электроды, провода от них собирались в многожильный пучок, подвешенный на кронштейнах и идущий к аппаратуре, мигающей огоньками и осциллографами. Глаза закрывали окуляры с толстой ребристой оправой и тусклыми фиолетовыми линзами. Единственное, что еще двигалось на мертвом лице – губы. Они слабо шевелились. Микрофон, прикрепленный к подбородку, улавливал неясный шепот Агрегата и превращал его в то самое синтезированное сиплое карканье, которое имел счастье слышать Краев.
– Я был приближен к Жукову, – проскрипел голос из динамика. – Но я не входил в избирательный штаб и нечасто появлялся в вашем обществе. У меня было собственное направление. Я занимался биотехнологией.
– Как тебя зовут?
– Звали. Меня звали Виктор Александрович Фонарев. Помнишь такого?
Краев вдруг вспомнил. Доктор наук Фонарев. Толстый человек с профессорской бородкой. Он приходил пару раз к Давиле, они обсуждали что-то в углу – тихо, по-конспираторски, размахивая руками и подозрительно оглядываясь на остальных, непосвященных. А однажды Давила шепнул Краеву, показав на удаляющуюся фигуру в бесформенном пиджаке: "Вот, Коля, смотри! Фонарев собственной персоной! Большой ученый, скажу я тебе. Будущее нашей науки. Гений, не побоюсь такого слова!"
Любил Давила гениев. Любил, лелеял и доил их как породистых молочных коров. Что же стало с этим конкретным гением – с Фонаревым? Почему он догнивал свой век в угрюмом подземелье, подключенный к механизмам, не позволяющим ему отправиться на тот свет? Он заслуживал лучшей доли.
– Ты работал с Эдиком? – спросил Николай. – С Эдуардом Ступиным, да?
– Нет. Я знал Ступина, но у него было другое направление. Он изучал микроорганизмы: бактерии, вирусы. Делал вакцины против них. А я занимался человеком – точнее, тем, что можно сделать из человека, если усовершенствовать его. Улучшить его тело при помощи всяких полезных приспособлений.