Сверхдержава
Шрифт:
– А в чем?
– Мне только что приснилось, что я убил своего бывшего лучшего друга. И я был счастлив там, во сне. А сейчас я проснулся и готов рвать волосы на голове потому, что этого не случилось на самом деле. Это правильно?
– Ты и в самом деле хочешь его убить?
– Не знаю… Возможно, что это так и было – я убил его, только это произошло в другой ветви реальности. Может быть, в каком-то из миров, параллельном нашему, я на самом деле всадил ему пулю в лоб. Только это ничего не изменило. Кто-то показал мне три варианта развития событий. Дал мне три попытки исправить то, к чему я был причастен. И ни одна попытка не привела к результату. Все осталось так же, как прежде.
– Ты винишь себя?
– Да, конечно. Но судьба сильнее меня. Выше меня.
– Если ты ничего не можешь сделать с судьбой, то зачем занимаешься самобичеванием? Зачем расковыриваешь раны? Тебе нравится смотреть, как течет твоя кровь?
– Я не верю, что я пешка! – яростно крикнул Краев. – Я не знаю, можно ли бороться с судьбой! Но судьба – это абстракция, а в роли ее чаще всего выступают конкретные люди.
– Ты хочешь поквитаться с этими людьми? Покарать их своею собственной десницей?
– Я не уверен, что у меня получится наказать их. Но я знаю, чего я сейчас хочу. Я сделал свой выбор. И это уже неплохо.
Они снова резались в волейбол. Да, Краев прогрессировал физически, но не это было самым удивительным. В конце концов, человека можно натренировать, каким бы он запущенным не был. Удивительнее всего были изменения, происходящие с Татьяной.
И Таня, и компания Салема были обитателями одной и той же страны. Салем и его друзья были далеко не жлобами – умные люди, достаточно чувствительные натуры, не чуждые своеобразного аристократизма. Но Таня напоминала на их фоне выпускницу закрытого дворянского заведения, попавшую в компанию панков. Она брезгливо отворачивалась, когда Крюгер дружески хлопал по заднице Диану или целовал ее в губы после удачно разыгранного паса. Фыркала носом, когда разогревшись, все – и девчонки и мужики – начинали сбрасывать одежду, оставаясь в одних трусах. Уши ее розовели, когда Салем привычно отпускал ядреные словечки в адрес зазевавшихся и пропустивших мяч игроков (заметим, что это был вовсе не русский грубый мат, а специфический развеселый жаргон чумников). Больше же всего различий чувствовалось в манере игры. Таня обладала отличными физическими данными – ростом с фотомодель, с длинными сильными руками и ногами, она была прирожденным волейболистом. Но резкая агрессивная атака приводила ее в замешательство. Маленький колючий Краев, ростом ниже Тани на полголовы, быстро заметил это и пользовался этим вовсю. Когда ему подавали мяч, он выпрыгивал высоко над сеткой, делал свирепую физиономию и с криком "Убью!!!" лупил что было сил прямо по Тане, пытаясь попасть мячом ей по голове. Такая игра была вполне в традициях необузданных чумников, и Лисенку, например, никогда не пришло бы в голову испугаться столь невинного проявления дружеских чувств со стороны противника. Но Таня пугалась. Она прищуривала глаза, делала отчаянные усилия, чтобы не зажмурить их вовсе. Она выставляла перед собой руки вместо того, чтобы сделать шаг назад и достойно обработать навес. Пару раз Краеву даже удалось сшибить Таню с ног и тогда он прыгал и шумно радовался, пока бедная Танюшка поднималась с пола, потирая ушибленную попу и виновато глядя на товарищей по команде.
Нельзя сказать, что Николай делал это со зла. Наоборот, он испытывал к Тане самые теплые чувства – она не предала его, тогда еще профессора Шрайнера, ни разу, хотя могла и даже обязана была это сделать. Просто он чувствовал, что задатки нормального, свободного в своих поступках человека живы в Тане, ждут своего развития, но никак не могут проклюнуться, как росток не может пробиться из семени через кору засохшей грязи. Он действовал методом шока. Он хотел разозлить ее как следует, чтобы разбудить.
Лисенок и Салем не так усердствовали в запугивании бедной Тани. Но уже на второй день само собой получилось так, что и они лупили мячом в основном по ней, как по самому слабому месту в обороне команды
Диана пробовала возмутиться этим фактом, даже, было, потребовала обменять Таню на Лисенка. Мол, не только нам одним проигрывать. Но Крюгер прикрикнул на Диану. Умный Крюгер, он же Шихман, вовсе не собирался списывать Таню со счетов. К этому времени он подвел итог собственным двухдневным наблюдениям и понял, чего не хватает девушке Тане, чтобы стать равноценным игроком в их команде.
Он переменил тактику. Теперь он уже не стоял больше с надменным видом, выпятив нижнюю губу, когда Таня вставала в очередной раз с пола и терла ободранный локоть, сдерживая слезы. Он подходил к ней, подавал руку и помогал встать. При этом что-то тихо говорил ей на ушко – сперва приобнимая за плечи, а через некоторое время – и поглаживая по щеке. Вначале Таня выслушивала его безучастно. Через полчаса она уже улыбалась и кивала в ответ. А через час уже бросала из-под пушистых ресниц на Крюгера тайные взгляды, полные симпатии.
Они продолжали проигрывать, но Краев явно видел, что девушка уже не так нервничает, не так отчаянно боится своих противников. Кавалерийские атаки Краева производили на нее все меньшее впечатление.
Первое ругательство со стороны Татьяны прозвучало неожиданно, как гром среди ясного неба. Мяч, запущенный Дианой, пролетел как метеорит, но Краев успел, вытащил его из самого угла площадки, переправил Лисенку. Лиза грамотно подвесила мяч перед Салемом, и тот прыгнул, хрястнул могучей ладонью, шарахнул совершенно неотразимой кожаной молнией. Удар шел, естественно, в Таню. Но она не испугалась на этот раз. Она прищурилась – на этот раз не пугливо, а как-то хитро, правильно приняла мяч, единым движением переправила мяч Крюгеру. Крюгер взвился в воздух над сеткой и влепил гол между обалдевшими Николаем и Лизой.
– Что, облажались, тритоны? Чума вам в глотку, лом в задницу! Ну, чего линзы выкатили? Мяч давайте! Наша подача!
До Краева не сразу дошло, что сей победный вопль раздается из уст Тани. Она стояла за сеткой, встряхивала головой и брызги пота летели в разные стороны. Правой своей рукой Таня показывала своеобразный жест с оттопыренным средним пальцем – вполне обычный для чумника, но никак не для "правильной" девушки.
– Ого! – Салем присвистнул. – Да ты, никак, научилась выражаться по-чумному, медуза? Браво! Может и майку снимешь?
– Сниму. Когда первую игру сегодня выиграем.
Таня поймала мяч, гордо повернулась спиной и пошла на линию подачи.
– Я нарочно продую эту партию, – громко сказал Салем. – Хочу посмотреть на твои булочки! Они очень аппетитные.
– Еще какие аппетитные! Да не для тебя, джанг! – Таня подала так, что мяч просвистел над самой сеткой и едва не сшиб Лисенка. – Иди люби свой компьютер! Только не обкапай его слюной, а то сгорит от сырости.
Крюгер самодовольно улыбался, Диана сохраняла нейтралитет. Они так и не увидели танины булочки в тот день. Команда Крюгера действительно выиграла, Таня стащила майку через голову, но под ней обнаружился лифчик из синей блестящей ткани.
– Вот чума! – Салем сплюнул под ноги. – Тань, это что за странный прибор у тебя на грудках? Пояс девственности, второй этаж? Он тебе не идет. Цвет не тот…
– Отвяжись!
– Дай померить!
– Он тебе мал будет!
– Да, пожалуй. – Салем поиграл буграми мощных грудных мышц. – Ладно, заканчиваем на сегодня. Последняя игра – ваша. Молодцы. Только уговор – если мы завтра выигрываем первую партию, то ты снимешь и майку, и эти очки для титек.
– А если мы выиграем?
– Загадывай желание.