Сверхъестественный дневник сумеречного Хогвартса 4. Последняя битва

Lexie Greenstwater

«После того, как этот урод отпетушил его, в Валюше открылся дар ясновидения» — Говорит нам тетушка Гриндевальда, Батильда Бертольдовна. — «Он даже выиграл монгольскую «Битву экстрасенсов...».

Однако сердце Гриндевальда было занято лишь исследованиями, а отнюдь не любовью. Обиженный Дамблдор, не добившись взаимности, прочитав накануне «Ромео и Джульетту», решил похоронить обоих под руинами «Пушинки».

6 мая 1863. Дамблдор обложил АЭС динамитом по периметру, а затем подорвал коллайдер. Однако забыл об идее похоронить

себя, так как зассал в последний момент и первым выбежал из пылающей «Пушинки». Гриндевальд, по иронии судьбы, заперся в своей подземной лаборатории, из которой не вылезал вплоть до недавнего времени, и также не пал жертвой неразделенной любви.

Отстроив АЭС, но на этот раз, назвав ее «Школой Чародейства и Волшебства Хогвартс», Дамблдор начал новую жизнь. Бросил пить (вплоть до появления в замке некой самогонщицы), был трижды замечен на гей-парадах (см. фото в приложении), отрастил бороду и получил Нобелевскую премию за выдающиеся заслуги в области магической хуеты.

Остается загадкой, почему Дамблдор в последние годы прилип к Гарри Джеймсу Поттеру, как колючка к жопе. Видел ли он в Избранном потенциал, способный бороться с Тем-Кого-Нельзя-Называть, или же узнавал в блеске зеленых глаз взгляд Геллерта Гриндевальда? Остается загадкой.

— И ты в это веришь, стерва? — нахмурился Деймон, захлопнув книгу. – Да, пахан был странным. Но не такой гнидой.

— Но доля правды…

— Хуёля хуявды! Пахан был настоящим мужиком! Жил, как герой, пил, как герой, и погиб, как герой! А его выставили старым педиком, ссыклом и педофилом!

— Да! — рявкнул Гарри, подслушав разговор.

Деймон гордо расправил плечи.

— Плюс десять очков Гриффиндору за то, что согласен со мной, Поттер! А теперь, шраморожая ты хрень, бегом рыть окопы!

— ЕСТЬ РЫТЬ ОКОПЫ! — радостно крикнул Гарри и помчался за лопатой.

Гермиона забрала у генералиссимуса книгу и отложила в сторону. Глядя, как Клаус брынчит на гитаре что-то очень жалостливое, а Виктория бьет трудовика ложкой за то, что он вытаскивает грязными пальцами мясо из казана с перловкой, она, прижавшись щекой к плечу профессора Сальваторе, произнесла:

— Страшно мне, профессор. Темные силы окружают нас плотным кольцом.

— И шо? — нахмурился Деймон.

— Все мы помрем в этой битве, а я жить хочу, с вами. В Годриковой Ноздре, я видела, там как раз одна хибара продается.

Деймон совсем напрягся. А стерва, репетировавшая этот разговор уже два месяца, взмолилась:

— Давайте сбежим ночью, профессор! Вы и я! Подальше от смерти и крестражей! Ради нас и нашего будущего, — пищала она. — Я все продумала: сначала спрячемся у моей бабули в деревне. Потом сбежим в Таиланд. А потом купим дом в Годриковой Ноздре и…

— Ах ты гнида купоросная! — разорался Деймон и вскочил на ноги так резко, что стерва, рухнула в сугроб. — Подстрекать меня удумала?!

— Я же хочу, чтоб…

— Да ты,

стерва, ссыкло. И не просто ссыкло, а ссыкло подлое и мерзкое! Чтоб Деймон Сальваторе бежал с поля боя? Чтоб Деймон Сальваторе потом за это стал изменником Родины? Не бывать этому! — крикнул генералиссимус. — Я был слеп, стерва. Я ошибался в тебе.

Клаус аж перестал играть на гитаре.

Дин подавился мясом, а Виктория так и застыла с ложкой в руке.

А Гермиона, поднявшись на ноги, поджала губы.

— Я хочу сохранить нас! — парировала она. — Что бы по вашему сделала ваша Катерина?

— А Катерина была бы первой в очереди, на то, чтоб отпиздить меня за мысли о побеге так, чтоб я зубы по сугробам сломанными руками собирал! — заявил Деймон. — За это я ее и люблю!

— За то, что она пиздит вас?!

— Любовь, стерва, это не обжимания за гаражами и не цветочки по праздникам. Любовь — это умение вовремя раздавать родному человеку пиздюли за его косяки так, чтоб это заставляло автора косяков задумываться о своих ошибках, исправлять их и еще просить за них прощения, — изрек генералиссимус. — А у нас, стерва, не любовь. У нас какая-то ебаная хрень.

— Шампанского всем! — крикнул Клаус.

Гермиона, таращась на этого домрощенного философа, как президент на остановившего его гаишника, хватала ртом воздух.

— Вы меня бросаете, профессор Сальваторе?

Тишина.

Интрига.

Ожидание.

— Я даю тебе еще один шанс, стерва, — проскрипел Деймон. — И чтоб больше я не слышал мыслей о побеге. Это касается всех. Особенно тебя, Клаус.

Небритый исполнитель романсов ошалело выпучил глаза.

— А я-то причем?

— Я видел будущее, Клаус. У меня есть свои причины тебя ненавидеть…Клаусяш…

Клаус оскорблено отвернулся.

— А ты, стерва, читай книгу. И не пизди тут. — На этой красноречивой ноте генералиссимус Сальваторе строевым шагом направился в палатку.

Офигевшая от такого поворота Гермиона, постояла еще пару минут, а после, схватив книжку, уселась у костра.

Проснулся Гарри Поттер поздно ночью от того, что мерзли ноги, а шерстяные носки не спасали. Накинув пуховик, Гарри, содрогнувшись от храпа Дина Винчестера, вышел из палатки и поежился от холода.

Темный страшный лес вдобавок храп трудовика и крики ночных птиц — буйная фантазия очкарика, воспитанного на ужастиках, рисовала страшные картины. Достав из кармана папироску «Беломор», стыренную у профессора Сальваторе, Гарри только хотел было тайком покурить, как завил в лесной чаще такую неведомую хрень, что папироса выпала из его рта.

Парнокопытное животное, светящееся серебристым светом так, словно его облили плутонием, бегало по полянке и цокало копытцами.

Гарри, подумав, что это поздний отходняк от смертоносной бормотухи, протер глаза.