Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Шрифт:
— Я не сплю, — сказала та, выпрямляясь в кресле. — Я пытаюсь разгадать загадку. Что имеет восемнадцать ног и биты?
Девочка наблюдала за ней со сдержанным ликованием. Она нашла книгу загадок и как раз изучала ее вместе с тетушкой Бетт, которая всегда была азартным игроком.
— Сдаюсь, — наконец произнесла тетушка.
— Бейсбольная команда! — Девочка расхохоталась, и тетушка Бетт засмеялась вместе с ней.
— Как тебя сегодня зовут? — спросил я девочку.
— Я уже говорила. Не помнишь?
— Скажи еще раз.
— Нетушки. Угадай!
Тетушка Бетт подмигнула ей,
— Если тетушка Бетт согласится заботиться о тебе, ты не останешься у нее на некоторое время?
— Ты что, уезжаешь? — спросила она, внезапно становясь серьезной.
— Мне вскоре придется. Видишь ли, у меня работа, люди, которые меня ждут. Я не могу отлучаться надолго, а взять тебя с собой я тоже не могу. Тебя тогда выследят.
— Меня зовут Франси, — сказала она, глядя вниз на свои новые туфли.
— Сасси Франси? — спросил я с улыбкой. Она замотала головой.
— Просто Франси.
Я обнял одной рукой ее застывшую маленькую фигурку, и через мгновение она уткнулась лицом в мое плечо.
Я погладил ее по волосам.
— Я бы очень хотел тебя взять с собой, — сказал я мягко.
— Ничего страшного, — проговорила она невнятно.
Я подождал до вечера, и, когда девочка уснула, заговорил с тетушкой Бетт, которая выглядела встревоженной.
— Что с ней такое, Уин? Ведь она не дочка Джои Маркоса, верно? Это твой ребенок?
— Нет. Я бы хотел, чтобы это было так. У нее какие-то проблемы с ростом, гормональные или что-то в этом роде. Это не поддается лечению. Все, что ей нужно — это место, где бы она себя не чувствовала лишней и была в безопасности. Представь, ведь если бы она ходила в школу, то быстро переросла бы всех в своем классе, ее бы задразнили, издевались бы над ней.
Она серьезно кивнула.
— Да, я могу себе представить. Но чей это ребенок? Откуда она?
— Я не знаю точно, — сказал я после паузы. Потом выпалил: — Она найденыш, за ней теперь охотятся ученые, чтобы разгадать, что с ней происходит. Это все, что мне известно.
Это было достаточно близко к правде.
— Я тебя знаю с того дня, когда ты родился, — сказала тетушка. — Скажи мне честно, Уин. Ты сделал что-то непорядочное?
Я покачал головой.
— Я сделал что-то, чего мне, возможно, не следовало делать — спрятал ее, привез сюда, но ничего больше.
Озабоченное выражение все еще не сходило с ее морщинистого лица.
— Ты знаешь, что в марте мне исполнится восемьдесят? Восемьдесят, — повторила она задумчиво. — Я не думаю, что еще долго пробуду в этом мире, Уин. Поэтому мой дом не станет для нее настоящим.
— Я не думаю, что дом ей понадобится надолго, — медленно проговорил я.
— Ну что ж, тогда возможно, все обойдется. Возможно. Я буду о ней хорошо заботиться, сынок.
Мы поговорили о деньгах — деликатный вопрос. Если бы я предложил слишком много, тетушка Бетт оскорбилась бы, поняв, что становится объектом благотворительности, но денег должно быть достаточно, чтобы она не разорилась. Девица вырастала из одежды в считанные недели и обладала зверским аппетитом. К тому же нам нужно было поддерживать связь, мне необходимо было знать, что с ней происходит.
Когда все было обговорено, тетушка Бетт поднялась, чтобы идти спать. Подойдя к двери, она еще раз оглянулась и остановилась.
— Я знаю, зачем я это делаю, Уин. У меня здесь никого нет, и я, видишь ли, уже успела привязаться к девочке. Она могла бы быть моей внучкой. Но тебе-то это все зачем?
— Ей просто нужна была помощь, и я как раз оказался там в нужный момент.
Тетушка Бетт изучала меня еще несколько мгновений, потом двинулась в свою комнату — мои слова явно ее ни в чем не убедили. «Зачем?» — задал я себе тот же вопрос, сидя один в гостиной. В мире миллионы детей, которые нуждаются в помощи, Атланта просто наполнена ими. Я давал деньги на хорошие дела, на благотворительность, исполнял таким образом свой гражданский и моральный долг и потом пытался выкинуть все это из головы — и большую часть времени глобальные проблемы меня не волновали. Так почему же? Потому что я полюбил ее? Может быть, но не тогда, когда я увез ее на одолженной машине. Тогда я никак не мог успеть к ней привязаться, да и сейчас я не был уверен, что так уж ее люблю.
Мне мало кого доводилось пока любить по-настоящему. К тому же я еще был достаточно молод, чтобы успеть завести дюжину собственных детей, так что тут дело было не в простом желании стать отцом. Я мог бы жениться в течение недели, я знал это, и стать отцом естественным образом через год. Я не нуждался в приемной дочери. Так в чем же дело?
На следующий день я в последний раз повел ее за покупками. Мы купили кое-что для нее, а потом еще кучу того, что, по ее мнению, «понравилось бы ее старшей сестре». Я купил им новый телевизор и оплатил кабельные программы за шесть месяцев вперед. Я купил ей компьютер, несколько программ к нему, полдюжины компьютерных книг и в тот же вечер дал ей несколько простейших уроков на компьютере, которые прошли так же, как проходили все остальные. Она с одинаковым успехом заучивала имена цветов, названия африканских племен и компьютерные программы.
На следующий день я сел за руль и отправился в Нью-Йорк. Мы не стали особенно тянуть с прощанием. Никто не плакал. Но когда я посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел хрупкую старушку, держащую за руку ребенка, для которого слово «возраст» не имело никакого значения, мне захотелось плакать. Да, мне захотелось плакать.
В Нью-Йорке я вернул Джои все, что ему принадлежало, и мы долго-долго беседовали. После этого Уинстон Ситон снова вернулся в мир. Я вылетел домой.
Меня встречала почетная делегация из одного человека — специального агента Джеймса Хэнрэхена.
Он сказал, что мистер Керш хочет поговорить со мной, если я не возражаю. Я сказал, что, конечно, не возражаю, и мы подъехали к зданию ФБР, где я прождал три часа. Комната была относительно комфортная, с двумя диванами, кофеваркой, журналами — все удобства, кроме телефона.
Я вытянулся на одном из диванов и стал дремать. Поначалу это была просто бравада — до чего мне на них наплевать, но я на самом деле уснул, а когда проснулся, Керш стоял надо мной.
— Сукин ты сын, — хрипло сказал он. Он пересек комнату и открыл дверь.