Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Шрифт:
«Я никому не сделала больно», — думала Ханан, поглаживая Черный бархатистый мех. Давным-давно это создание контрабандой завезли в страну с партией гуманитарной помощи для голодающих детей Душного квартала. Тельце мыши легко умещалось в ладони, и Ханан баюкала ее, не переставая удивляться уютной домашности зверька. Под слегка нависающим лбом глаз почти не видно, поэтому мордочка кажется навсегда застывшей в грустной гримаске: большие, будто измятые уши, вывороченные собачьи ноздри.
Атриум сообщил о готовности призрака. Ханан приказала мыши подготовиться к трансляции. Ее ментальная
Но, как всегда, Ханан медлила отпускать призрак, трудно было доверить ему то, что хотелось сделать самой (хотя это и была она сама). Она в нерешительности гладила мышь, проводя пальцем по тонкой косточке у основания крыла, где нащупывалось небольшое утолщение, маленькое смертоносное устройство, имплантированное конструкторами этого существа. Если мышь когда-нибудь обнаружат, устройство среагирует на сигнал атриума и впрыснет в кровь мыши быстродействующий яд. Через полторы секунды яд достигнет мозга и сотрет всю информацию об атриуме и о призраке. Это шишечка под крылом успокоила Ханан. Она постояла, все еще держа крошечное существо, потом подошла к двери на веранду и, отдернув прозрачную штору, выпустила. Сорвавшись с ее ладони, летучая мышь исчезла в темноте.
— Ханан?
Она поспешно обернулась — на пороге стоял Сеид.
— Ах, ты напугал меня. Я задумалась.
Нежно улыбаясь, он подошел к ней:
— О чем? Я надеюсь, не о Дядюшке?
Ханан вздрогнула:
— Нет. Хватит о нем на сегодня.
Он коснулся ее щеки:
— Но ты чем-то обеспокоена…
Уже зная, чем отвлечь его, она дразняще улыбнулась:
— Так успокой же меня!
Усмехнувшись, он принял вызов.
Однако и позже сон не приходил. Ласки Сеида не могли отогнать ее тревожных мыслей. Она лежала в темноте, слушая легкое дыхание мужа, вспоминая прошедшие события, пытаясь найти оправдание унизительной бессмысленности дня. Если бы только она могла видеть вещи в истинном свете!
В кабинете она давала подробные указания слуге:
— В Душном квартале за фабрикой фейерверков есть маленькая гостиница. В пристройке живет девочка-сирота десяти или двенадцати лет. Она там прислуживает. У нее на руках еще пятеро детей — младшие братья и сестры. Соберите их и отвезите в школу Святой Марии, там уже приготовлено место для них.
— Да, мэм.
— Как всегда, ты не должен называть моего имени.
— Я понимаю, мэм.
И тогда она заметила свою дочку, Сари, потерянно остановившуюся в дверях. Ханан отпустила слугу и позвала Сари:
— Дорогая, что случилось?
Сари бросилась к ней:
— Мама, зачем пришел Дядя? — спрашивала она жалобно, прижимаясь к ней всем телом. — Я его боюсь.
— Тс-с, дорогая, — шепнула Ханан. — Он просто к папе. У них дела. Ты вовсе не должна его бояться. Он любит тебя.
— Почему тогда ты его боишься, мамочка?
Ханан взглянула через открытую дверь кабинета на веранду, где Сеид беседовал с гостем под влажным облачком из мельчайших капелек воды, защищающим особняк от палящего солнца.
Сеид мог найти
— Дядя любит тебя, — повторила Ханан, — и меня тоже. Ты должна помнить, что семья для него важнее всего на свете.
— Но ему так трудно угодить! Когда я подавала ему сок, он только и сказал, чтоб я ходила тише и чтобы осторожнее ставила стакан. Сказал, что причесывать меня должна ты, потому что у меня получается некрасиво. — Из ее больших темных глаз полились по смуглым щекам слезы.
Сердце Ханан запылало. Зачем он приходит сюда, если ему здесь все не нравится?! Почему он такой злобный человек? Но, вытирая слезы Сари, она говорила:
— Дядюшка просто хочет, чтобы ты выросла хорошей девушкой, достойным членом семьи. Теперь иди, позови брата. Он должен подойти поздороваться, иначе Дядюшка обидится и никогда больше не придет к нам!
Сари хитро улыбнулась такой шутке.
— Если бы достичь этого было так просто! — прошептала она и убежала в детскую искать Хамаля.
Ханан выпрямилась. Взглянув на веранду, она наткнулась на строгий пристальный взгляд. На секунду она испугалась. Неужели он слышал последние слова Сари? Но нет, Дядя, улыбнувшись, поманил ее. Ханан покорно вышла из кабинета, тихо ступая босиком по коврам, узкая шелковая юбка мягко скользила по бедрам.
— О, Ханан, — по-акульи улыбался Дядя, — присоединяйся. Сеид говорит, ты нашла места в благотворительных школах еще для трех семей.
— Да, — ответила Ханан, присаживаясь, — и еще одно сегодня. Но нашлась очень маленькая комната, а нуждающихся так много.
— Наверняка не так много, как ты думаешь. — Дядя откинулся на спинку стула, сложив руки на откормленном животе. — Если бы обитатели трущоб имели мозги, чтобы уметь пользоваться лучшей-жизнью, президент давно бы построил школы в Душном квартале, все бы получили образование. К тому же попытка сделать это уже была, не так ли?
Ханан опустила глаза — только покорность спасает ее от этого человека.
— Да, Дядя.
Но ей показалось, что в отполированном серебре кофейника промелькнуло лицо ее матери. Большие темные глаза смотрели с непреклонным осуждением. Ханан вздрогнула. Анна Шукода умерла тридцать лет назад.
Дядя обратился к Сеиду:
— Как можно только думать об этом — строить школу в Духовке! Тогда нужно построить сразу еще и ясли, чтоб двенадцатилетние школьницы могли оставлять там своих детей. — Он самодовольно рассмеялся.
Сеид мягко отшучивался, хотя в его спокойных глазах отражалось замешательство. Ханан опять посмотрела на серебряную поверхность кофейника, но на этот раз увидела только свое отражение.
«Вот она, Ханан-совершенство», — насмешливо думала она. Женщина с необычно светлой кожей, полными губами, гармоничными чертами лица; ее деяния всегда милосердны и величественны, ее любовь к людям широко известна; любящая мать двоих детей, любимая жена преуспевающего бизнесмена, племянница шефа секретной полиции, верного слуги государства. Такой ее знали в обществе. Она же видела другую картину. Ханан-фальшивка. Обманщица, живущая в неимоверном страхе, каждый день ожидающая разоблачения.