Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)
Шрифт:
— Какого чёрта вы тут делаете? — спросил Вандерхорст.
— Мне необходимо было увидеться с вами, капитан.
— А я никого не желаю видеть.
— Прошу вас, капитан. Надо обсудить нечто важное.
— Это вы на днях пытались достать меня?
— Да, несколько раз. Меня не соединяли, так что я приехала лично. Это очень серьезно.
— Но не для меня.
— Для вас и для программы. Дайте мне всего несколько минут. Если мне не удастся убедить вас, я уйду.
Вандерхорст, поколебавшись мгновение и нахмурясь, ответил:
—
— Услышать о работе ВОП от того, кто в этом разбирается.
— Я всё сказал ещё в прошлый раз. Всю работу делают машины. А мне приходится время от времени давать им пинка. За четыре полёта я бодрствовал не более сотни часов.
— В чём, по-вашему, суть миссии римраннеров?
— Мы наблюдатели на передовой линии. Мы регистрируем приближающиеся объекты определённой массы, вычисляем их траекторию и посылаем информацию “Соломонам”. Если “Соломоны” решают, что объект представляет опасность для Земли или колоний, они запускают “Паладинов”. “Паладины” осуществляют необходимую акцию. Система работает. Сорок семь запусков и двадцать две акции с начала работы ВОП.
— И все без исключения представляли серьёзную угрозу?
— Соломоны сочли, что да. Я не возражал. Далтон немного помолчала.
— “Соломоны” и “Паладины” — это беспилотные аппараты. Так ли вы доверяете автоматам, как верите римраннерам?
— Почему бы нет? Они проще. Там мало что может сломаться. И они ближе, движутся медленней, контролировать их можно непосредственно с Земли.
— Что, если произойдёт авария, которую вы не сможете устранить?
— Смотря какая аварии. Если выйдут из строя приборы, то не страшно. Пропустил римраннер — подберут “Соломоны”, однако у них останется меньше времени и данных для работы. У астероида будет больше шансов.
— Если и “Соломоны” откажут?
— Паладины автоматически уничтожают всё, что достигнет лунной орбиты без соответствующего допуска. Вандерхорст хихикнул. — Круто будет, если это случится с дружественным кораблем пришельцев.
— Что, если все три системы откажут?
Вандерхорст пожал плечами.
— Можете молиться. Гак ведь поступали в прежние дни?
— Вы верите в молитву?
— В подобной ситуации я бы начал молиться независимо от того, верую или нет.
— Допустим, авария другого рода, с самим кораблём?
— Тогда я отправился бы в самое длительное путешествие в истории человечества.
Далтон кивнула.
— И что, если повреждён римраннер Вандерхорст?
— К чему вы клоните, сенатор?
— Предположим, что римраннер пробуждается по тревоге и ломается в стрессовой ситуации. Какой ущерб он может нанести? Может он сменить курс или передать ложную информацию?
— Римраннеры не ломаются.
— Техника — может. Отказывают как основные, так и вспомогательные системы. И с людьми такое случается, причём много чаще, чем нам хотелось бы. Что в таком случае может натворить римраннер? Я должна это знать. Мне необходимо
— Пусть они побывают в нашей шкуре.
— Будьте откровенны, капитан. Вы презираете человечество, но раз за разом рискуете своей жизнью ради его безопасности. — Далтон жестом отмела все возражения. — И не говорите, что делаете это ради денег. Вы и так один из богатейших людей в мире.
— Я иду на это ради Земли. Это прекрасная планета и я хочу, чтобы она оставалась таковой, пока человечество катится к вымиранию.
— Шансов на это заметно меньше, чем несколько поколений назад. Жизнь улучшилась.
— Я что-то не заметил. С каждым разом всё больше разочаровываюсь. Успокаиваю себя, мол, ещё один полёт, и всё переменится к лучшему. Но всё остаётся как раньше.
— Остальные чувствуют в точности то же самое. Каждый римраннер говорил о любви к планете и презрении к людям, населяющим её.
— Это и делает нас хорошими римраннерами. Нас выбирали не за горячие сердца. Какое значение имеют наши чувства?
— Имеют, и большое. Образуется пропасть между защитником и теми, кого он защищает.
— Так было всегда, сенатор. И во времена моего отца, а может и ещё раньше.
Они сидели, окутанные темнотой и тишиной. Далтон молчала. Тогда Вандерхорст поднялся и сказал:
— Заходите. Легче разговаривать, когда видишь друг друга.
Стук их шагов по деревянному настилу гулко звучал в тишине. Вандерхорст вошёл в дом, включил свет и кивком предложил Далтон сесть.
— Расскажите мне об остальных.
— Я полагала, вы знаете их лучше.
Вандерхорст покачал головой.
— Мы не общаемся, даже с себе подобными. Это не в наших правилах. Я знал только одного римраннера. Мойра проходила подготовку вместе со мной. Мы планировали выйти из игры после трёх полётов и наслаждаться заработанным богатством. Она бросила ВОП и меня после первого же возвращения. Если Мойра ещё жива, ей должно быть уже сто два, а мне — тридцать четыре или сто пять — по другой системе отсчёта. Не очень-то стандартная пара.
— Римраннеры вообще не вписываются в стандарты. Потому-то людям с ними так сложно.
— Обычный человек не выдержит и десяти дней на патрульном корабле. Но это не означает, что те, кто могут — уроды.
— Я не говорила, что вы и подобные вам — уроды, Вандерхорст. Римраннеры настолько необычны, что пугают людей. Вот вы, например — родились во время смуты, ваш отец — ветеран войны, которую осудили многие американцы. Осиротели в семь лет и сменили около дюжины приёмных родителей. Из-за своей работы вы превратились в человека, лишённого корней. Исключая немногих римраннеров все, кто родился в одно время с вами, умерли.