Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)
Шрифт:
Трое суток спустя Рут пыталась связаться с Селией на станции Лагранж. Где-то через час она пробилась к тому, кто имел информацию о пассажирах и смог уделить ей время.
— Мне жаль, мадам, — сказал этот человек, выслушав ее просьбу. Он был очень молод. — Последние пассажиры отбыли на корабль этим утром.
— Могу я связаться с ними на “Исходе”?
— К сожалению, это невозможно, мадам. — Он протянул руку, чтобы прервать связь.
— Минутку, пожалуйста, — сказала она.
Он взглянул на нее.
— Вы можете передать им сообщение?
— Не думаю, мадам. На корабле почти тысяча человек. Там сплошная
— Прошу вас.
Он медлил, вопросительно глядя на нее.
— Это важно, — объяснила Рут. — У меня не было возможности попрощаться.
— Ну, хорошо, — он протянул руку к клавиатуре. — Назовите их имена.
— Селия, Селия Фишер. И Бен… просто Бен.
— Ваше сообщение?
— Передайте им, что я прошу прощения, что я все поняла и желаю им всего наилучшего.
— Хорошо.
— Это важно, — повторила она.
— Сделаю все, что смогу.
Экран погас. Рут включила телестену с тропическим лесом, но через минуту выключила. Невозможно отличить яркие цветы и исчезнувших птиц от настоящих — так совершенно изображение. Но при том оно остается обманом, отчего становится невыносимо грустно.
Последний раз она прошлась по дому. Большая часть ее имущества была уложена в коробки и готова к аукциону. Выйдя на крыльцо, где ее ждал единственный чемодан, она поискала на небе мерцающую красную звездочку и, глядя на нее, подумала: “Это одно из решений. Должны быть и другие”.
К дому подъехало такси. Рут думала, что машина самоуправляемая, но, к ее удивлению, дверца открылась, и оттуда вышел человек. Тогда она поняла: нас слишком много, и всем нужна работа.
Шофер положил ее чемодан в багажник и открыл ей заднюю дверцу.
— Пожалуй, я сяду с вами впереди, — сказала она.
— Как скажете. В Денвер, на космодром?
— Именно туда.
Они поехали вниз по узкой аллее, окаймленной деревьями, к воротам. Снаружи освещенный фонарями простирался пустой, неприглядный город. Лишь местами сквозь трещины в асфальте пробивались травинки. Несколько молодых людей шли по тротуарам, но и только.
— Нечасто люди вроде вас покидают поселок, — сказал он.
Рут улыбнулась.
— Куда едете?
— В Таиланд. Из всех мест я выбрала это, разве не глупо? — засмеялась она. — У меня там дела.
— Дела?
— Вот именно.
Шофер покачал головой:
— Ну, это не по мне. Когда я пойду на пенсию, то буду сидеть и наслаждаться бездельем, знаете ли.
— Да уж, — ответила Рут. Она наклонилась вперед и долго вглядывалась в красный сигнальный огонек “Исхода,” мерцавший среди тысячи других звезд. “Прощай, Селия, — подумала она. — Прощай, Бен. Удачи.” Потом повернулась к шоферу и сказала:
— Но не зарекайтесь.
Мы это придумали сообща. Впрочем, потом так никто и не признался, кто первый подал идею.
Возможно, она витала в воздухе, а пиво и скука способствовали тому, что мы заразились ею. Иногда я думаю, что идеи, словно невидимые облака, просачиваются в человеческие головы и застревают
6
В наших краях правит привычка; никто не жаждет перемен. По традиции, в субботу стоит отправиться в какое-нибудь чудесное, тихое местечко типа кладбища, чтобы распивать там пиво. Именно этим мы и занимались, когда нами начала овладевать идея. Все началось с того, что Пэт сказал:
— Что-то мне скучно.
Чарли рыгнул и изрек:
— Да, а не выкинуть ли нам что-нибудь эдакое?
Он имел в виду — подурачиться. Насыпать стиральный порошок в городской пруд, обмотать туалетной бумагой деревья — вот в чем мы были мастерами. Но этот вечер был особенным, и мелкая пакость не могла нас удовлетворить.
Мы открыли еще по бутылке, а я стал глазеть на звезды, ощущая себя маленьким-маленьким, и тут Лестер, откашлявшись так, будто у него в горле застрял, по меньшей мере, хребет акулы, сказал:
— Придумал. Давайте вытопчем круг на поле.
Чарли снова рыгнул — он славился способностью издавать самые громкие неприличные звуки — и напомнил:
— Это уже делали.
Мы-то еще не делали, но он был прав. Пеликан был известен “странными”, “внеземными” кругами на полях, и каждый знал, кто их там вытаптывал.
Старик Малтифорд, вспомнил я. Тут меня осенило, что такое могли бы учудить и мы. Идея начала приобретать все более четкие очертания в моей голове, и я хихикнул:
— Эй, давайте вытопчем круг на поле Малтифорда!
Пэт выпрямился и вытаращил глаза:
— На ЕГО ферме? Ты псих, что ли?
Наверное, половину всех кругов Малтифорд делал на своем участке сам. В этом никто не сомневался. Также было известно, что старик давно не в своем уме и, возможно, опасен. Если он с кем-то заговаривал, то лишь на одну тему — о кукурузе. О его собственной кукурузе; и кукурузе вообще. Я не раз видел его разглагольствующим о ее красоте и важности; он это растение просто боготворил. Что до меня, я старался избегать этого человека. Завидев его в городе, тут же разворачивался и смывался. Я ничего не мог с собой поделать, даже когда мой отец, священник местной методистской церкви, сделал мне замечание: мол, так поступать невежливо. Сумасшедшие внушали мне такой ужас, что я мог даже напустить в штаны. Именно поэтому наша идея так меня позабавила.
А пиво добавило куража.
— Слабо нам такое, — выдавил Пэт.
— Почему? — проворчал Чарли. — Мне нравится!
— Да, — сказал Лестер, — мы вытопчем круг на его вонючем поле. Еще никто до этого не додумался.
— Из тех, кто остался в живых, — пробормотал Пэт.
Но при раскладе трое против одного спорить было не о чем. Мы загрузили в старенький пикап Пэта лопаты, моток веревки и длинные доски. В кузове поехал Лестер. Я втиснулся между Пэтом и Чарли. Выехав за город, мы принялись обсуждать, как бы провернуть это дельце, притом побыстрее: подумать только, вытоптать круг посреди кукурузного поля, в темноте, на участке чокнутого. Вдруг Чарли заметил: