Сверкающий ангел
Шрифт:
– На самом деле, как он нас?… – пристианец приоткрыл рот, словно не в силах выговорить трудное слово. – Как нашел? Ведь мы расстались с ним недалеко от орбиты Присты.
– Роэйрин словно знал, куда мы идем. Иначе я не могу объяснить, как он оказался возле Сприса, – высказался Арканов. – Даже если «Тезей» опознала орбитальная база и сообщила по туннельной связи о нашем появлении, то корвет не мог появиться там так скоро! Вывод: Роэйрин знал и сразу пошел за нами.
– Может быть, и знал. Только есть две странные детали, – Глеб тщательно затушил окурок: – У Присты мы висели у него на прицеле несколько минут –
Слуга Олибрии и Арканов молчали.
– В общем, пока вопросы без ответов. Другая проблема: по моим расчетам, – Быстров повернулся к центральной консоли, – у нас не хватит цинтрида на торможение. При нынешнем состоянии дел мы просто проскочим «Сосрт-Эрэль» на скорости ноль сто тридцать семь от световой и улетим к чертовой матери в открытый космос. Что делать?
– Тут есть соображения, Васильевич. Я кое-что подсчитал… – Агафон принялся стучать по клавиатуре, прикрученной к галиянской консоли энергоуправлеия. – Вот! – он ткнул пальцем в терминал. – В каждой ракете класса «стрех»…
– О, светлый Эдван! – Орэлин вдруг побледнел и медленно встал. – Ваше Высочество!.. Как же вы здесь?!
Быстров тоже поднялся и глянул в коридор, но не увидел ничего, кроме размытого силуэта.
– Успокойтесь, Орэлин. Это всего лишь ментальная интерференция – призрак, – Глеб несильно нажал на плечо пристианца, усаживая его на место. – Хотя не возьму в толк, откуда она взялась? Топлива практически нет, и контуры Агафона Аркадьевича как бы вне работы.
– Но как же? Она как живая: в том же зелено-розовом платье, и царапины кровоточат на щеке… – пораженно пронес слуга Олибрии.
– От этой напасти есть проверенное средство. Аркадьевич им обладает и называет его странным словом «водочка». Немного позже выпьете сто грамм. Ну, или гиплин, – Глеб повернулся к Агафону и коротко сказал: – Продолжай!
– Так вот, в «стрехах», согласно технической документации, имеется цинтрид: около пятидесяти грамм в боевой части и трехсот тридцати разгонной. У нас осталось шесть таких ракет. Если их разобрать, то мы получим больше двух кило нужного продукта, – Арканов широко улыбнулся и добавил. – Кроме того, небольшое количество этой дряни можно наковырять из батарей бомбовых станций.
– Хвалю за смекалку, товарищ А-А. Два кило цинтрида – это уже кое-что! – Быстров просиял. – Может быть, и на торможение хватит. Вот только себестоимость такого топлива получается бешеной. Я за эти ракеты платил по тридцать тысяч экономок. Но что делать… В общем, одобряю. Твоя идея – ты и разбирай, вместе с господином Орэлином.
– Вы всерьез думаете вскрыть ракеты с мьюронным зарядом?! – нельзя было понять, пристианец больше удивился или испугался.
– А что здесь такого? Все однажды собранное можно разобрать, – вставая, успокоил его Глеб. – Вы не бойтесь, господин Орэлин, у Агафона Аркадьевича по этой части большой опыт. Ему что ракеты разбирать, что тахионные ускорители собирать из подручного металлолома – умеет мужик. И необходимый инструмент имеется. Ступайте в первый ангар – там есть, где развернуться, я пока определю куда-нибудь Арнольда.
Быстров
«Неужели у Роэйрина есть особый секрет? – думал Глеб, полулежа на диване с бокалом холодного сока. – Может быть корвет оснащен таинственной штучкой, позволяющей отслеживать передвижение противника в гиперслоях?».
Отлично зная пристианскую технику, Быстров ни о чем подобном не слышал. Технический прогресс на Присте да и других мирах, открывших для себя дальний космос, достиг определенного порога и как бы замер в этаком высоком «статус-кво». Технические новинки, конечно, от случая к случаю радовали галактический мир, но это происходило гораздо реже, чем на бурно развивающейся Земле. Конечно, кроме Пристианской Империи, Кохху, Галиянского Союза, Милько и Неоро, десятков других существовали еще и сверхцивилизации, но они к своему могуществу шли миллионы лет и теперь стояли особняком, приняв конвенцию о невмешательстве и отказе от дальнейшей экспансии (хотя не все и во всем ее соблюдали).
Затем мысли Быстрова вернулись к Ариетте. Через десять-двенадцать суток принцесса очнется от гиплинового сна и вспомнит о произошедшем на Сприсе: взрывы гранат, вспышки от Пири-1612, искореженные мачты, падающих солдат и жестокий выстрел из парализатора в голову. Эти воспоминания для девушки, выросшей в покое и всем мыслимом благополучии станут пламенем ада в закоулках ее сознания. Пожелает ли она понять и простить людей, подвергших ее такому испытанию и насильно вырвавших из привычного мира?
Дверь в каюту капитана открылась с тихим шорохом. Быстров увидел на пороге Ариетту и секундой позже понял, что перед ним не производная ментальной интерференции. Совершенно настоящая дочь Фаолоры в изорванном платье держала в руке настоящий парализатор.
– Я расстреляла вашу блондинку, – сказала она. – Убивать не хотела.
9
– Пожалуйста, сядьте! – Ариетта направила оружие на Быстрова.
В ее зеленовато-серых глазах выделялись зрачки словно черные острия обсидиана (наконечники священных копий из него Глеб видел в одном из залов имперского дворца). Красивое и строгое лицо принцессы едва выдавало волнение, слабый румянец разлился по ее щекам.
Глеб хотел оттолкнуть пристианку с прохода и бежать в медицинский модуль, но его остановило не оружие, направленное в грудь, а пронзительный взгляд Ариетты.
– Сядьте! – повторила дочь Фаолоры.
И он послушно опустился на диван. Только спросил:
– Вы галиянку убили?
– Я же сказала: нет. Мне пришлось выстрелить в нее дважды, медавтомат снимет шок через несколько часов. Как я понимаю, вы здесь главный? – Ариетта сделала несколько шагов и остановилась в центре трехмерного орнамента ковра.