Сверкающий цианид
Шрифт:
Между этими двумя людьми никогда не существовало особой близости. Просто Бартон напоминал Рейсу «юного Джорджа» – был одной из тех многочисленных смутных примет, которые связывали его с молодостью.
В эту минуту Рейсу подумалось, что он не имеет ни малейшего представления, для чего же он понадобился «юному Джорджу». Во время их нечастых свиданий у них не находилось о чем поговорить. Рейс вечно сидел на чемоданах, он принадлежал к тому типу людей, которым империя обязана своим появлением, – большую часть жизни он провел за границей. Джордж был типичный горожанин.
Молчал он и сейчас, недоумевая, с чего это «юный Джордж» так настаивал на их свидании. Подумал он и о том, что за год, прошедший после их последней встречи, Джордж как-то переменился. Рейс всегда поражался Бартону как весьма нудному существу – осторожному, практичному, лишенному воображения.
С ним, подумал он, что-то стряслось. Суетится как кошка. Уже в третий раз закуривает сигару – совсем на него непохоже.
Рейс вынул изо рта трубку.
– Итак, Джордж, что с вами стряслось?
– Вы правы, Рейс, – стряслось. Мне необходимы ваш совет и ваша помощь.
Полковник выжидающе кивнул.
– Почти год назад вы были приглашены к нам на обед в Лондоне – в «Люксембурге». В последнюю минуту вам пришлось уехать за границу.
Рейс снова кивнул.
– В Южную Африку.
– На этом обеде умерла моя жена.
Рейсу стало не по себе.
– Знаю. Читал. Не стал говорить об этом и выражать вам сочувствие, поскольку не хотел ворошить прошлое. Но я скорблю, старина, вы это знаете.
– Да, да. Однако дело не в этом. Полагают, моя жена совершила самоубийство.
Одно слово привлекло внимание Рейса. Брови его взметнулись.
– Полагают?
– Прочтите.
Бартон сунул ему два письма. Брови Рейса еще более изогнулись.
– Анонимные письма?
– Да. И я им верю.
Рейс в раздумье покачал головой.
– А это уже опасно. Вы удивитесь, узнав, какое множество лживых писем вызывает всякое событие, получившее огласку в печати.
– Я это знаю. Но они написаны не сразу же – они написаны спустя шесть месяцев.
Рейс кивнул.
– Это другое дело. Кто, вы думаете, их написал?
– Не знаю. Не представляю. Дело в том, что я им верю. Моя жена была убита.
Рейс положил трубку. Слегка выпрямился.
– С чего это вы взяли? Раньше что-нибудь подозревали? А полиция?
– Когда все это случилось, я был ошеломлен – просто обескуражен. Выводы следствия сомнений не вызывали. Моя жена перенесла инфлюэнцу, была истощена. Никаких подозрений не возникало: самоубийство, и все. Понимаете, у нее в сумочке нашли яд.
– Какой яд?
– Цианид.
– Понимаю. Она отравила им шампанское.
– Да. В то время это казалось вполне правдоподобным.
– Она когда-нибудь угрожала самоубийством?
– Никогда. Розмари любила жизнь.
Рейс кивнул.
– Каково медицинское заключение о состоянии рассудка и все такое прочее?
– Доктор Розмари – пожилой человек, он лечил их семью, когда они еще были детьми. Так он в это время путешествовал по морю. Его молодой партнер посещал Розмари во время болезни. Я запомнил все, что он сказал: по его мнению, подобная разновидность инфлюэнцы может дать очень серьезные нервные осложнения. Джордж помолчал, а затем продолжил:
– Пока я не получил эти письма, я не разговаривал с постоянным врачом Розмари. Разумеется, о письмах я ничего не сказал – просто обсудили случившееся. Он сказал мне, что происшедшее очень его удивило. Он бы никогда этому не поверил. Розмари не имела ни малейшей склонности к самоубийству. Случившееся, по его мнению, свидетельствует о том, что поведение пациента предсказать невозможно.
Джордж опять замолчал, потом снова заговорил.
– После разговора с ним я понял, насколько сомнительно предположение о самоубийстве. Кроме того, я хорошо знал мою собственную жену. Она была очень неуравновешенной. Могла рассердиться из-за пустяка, могла совершить опрометчивый и необдуманный поступок, но у меня не было никаких оснований предполагать, что ей взбредет мысль «разом покончить со всем».
Рейс смущенно пробормотал:
– Может быть, у нее были какие-то иные причины для самоубийства, не зависящие от нервного истощения? Не была ли она чем-то расстроена?
– Я… нет… она, возможно, была немного нервной. Стараясь не глядеть на своего друга, Рейс сказал:
– Не любила ли она позировать? Вы знаете, я лишь однажды видел ее. Но есть люди, которые… хм… могут выкинуть такое коленце… обычно, если они с кем-нибудь поссорятся. Действуют по-ребяческому принципу: «вот я тебе покажу».
– Розмари со мной не ссорилась.
– Нет. Должен сказать, факт употребления цианида, как правило, исключает подобное предположение. Не такое это средство, с которым можно безопасно по-обезьянничать – и всем это известно.
– Разумеется. Кстати, если бы Розмари решилась что-то с собой поделать, отважилась бы она на такое? Болезненно и… и отвратительно. Более подошла бы солидная доза снотворного.
– Согласен. Известно, где она купила или достала цианид?
– Нет, но она была с друзьями за городом, и там они травили осиные гнезда. Возможно, тогда она и взяла щепотку цианистого калия?
– Да… его нетрудно достать. У всех садовников он имеется в избытке.
Рейс сказал после непродолжительного молчания:
– Давайте подведем итог. Отсутствуют доказательства, подтверждающие самоубийство или какие бы то ни было приготовления к нему. Эта возможность, по-видимому, полностью исключается. Но в равной мере нет доказательств, указывающих на убийство, иначе полиция их непременно бы нащупала. У них, знаете, нюх на такие дела.
– Просто мысль об убийстве казалась совершенно не правдоподобной.