Свет Черной Звезды
Шрифт:
Ответ был до крайности прямолинеен:
— Тебя.
Язвительно усмехнувшись, поинтересовалась:
— В каком качестве?
— Странный вопрос, — язвительнее в разы ответил Араэден. — Особенно если учесть, что его задает жена, обращаясь к мужу.
Легкое касание к моей щеке и вопрос уже кесаря:
— А чего ты ожидала, вступая в брак, нежная моя?
Я отвернулась. Несколько секунд смотрела в темноту, подбирая слова, а вот затем нанесла удар:
— Уважения!
И не давая ему возможности ответить, я четче обозначила свою мысль:
— Вступая в этот брак, я ожидала уважения! Уважения
И я развернулась, с вызовом глядя в кристальные ледяные серые глаза императора.
Араэден молчал, так пристально глядя на меня.
— Такая маленькая деталь, да? Вероятно, вы даже не принимали ее во внимание? — язвительно поинтересовалась я.
— Нет. — Хрипло ответил пресветлый.
Я победно улыбнулась, и вновь откинувшись на его грудь, тихо сказала, все так же глядя в темноту:
— Брак без обоюдного уважения – нежизнеспособен. Потому что брак — это, как ни крути, партнерские отношения. В нем супруги либо работают в команде, и тогда это успешный брак, либо становятся противниками… и подобное ведет в никуда. Вы никогда не задумывались над тем, по какой причине я запретила себе даже думать об Аршхане?
— Мне было бы интересно узнать, — глухо сообщил кесарь.
Помедлив секунду, я рассказала:
— Он ответил «Нет» на мою аргументированную просьбу. На жизненно важную для моего отца просьбу. Он просто ответил «Нет». Мне много раз говорили, что я совершенно не разбираюсь в отношениях между мужчиной и женщиной… В отношениях возможно и нет, но в позиции свысока, в нетерпимости, в неуважении проявляющемся в нежелании понять позицию оппонента… Аршхан мог сколько угодно говорить о своей любви позже, но именно в тот момент я поняла, что нам не по пути – он не считает меня равной себе.
Помолчав, добавила:
— Динар — считает. Считал изначально. Он совершил и… совершает много ошибок, но два неоспоримых преимущества у него есть — он учится на своих ошибках, и для меня он равный партнер, а не кто-то, кто дозволяет себе свысока соизволить обратить внимание на мнение женщины.
Кесарь не произнес ни слова.
А я уже видимо не могла остановиться:
— Вы затронули тему чувств. Ваших. И изволили выразить свое явное неодобрение моей реакцией на ваши слова о любви, заявив, что «женщинам как-то иначе свойственно реагировать на признание мужчины в чувствах». И вот знаете, мне вот крайне любопытно, а какой реакции вы ожидали от меня?
Усмехнувшись, кесарь ответил:
— Менее всего, нежная моя, я ожидал коварного притворства и бегства, едва я покинул Сатарэн. Согласись, было довольно неожиданно оставив нежную и самолично подарившую страстный поцелуй жену, а застигнуть откровенно подыхающую бунтарку.
— Я не подыхала! Поцелуй не был страстным! Притворство – увы, это единственное орудие, что вы мне оставили, наложив на меня руну покорности, руну стирания памяти, руну власти… Ммм, я все руны перечислила, или там имелась еще парочка неучтенных?!
Откинув
— Я все же спрошу еще раз, мой кесарь, — ядовито прошептала я, — какой же реакции вы ожидали от меня? От меня, выросшей в мире, где единственным злом были вы! От меня, знающей, что вы лично убили моего дедушку, принеся его в жертву как последнего мага Жизни, и не добившись результата обратили свой взор на единственную, кто унаследовал его дар?! От меня, которая по вашей воле стала изгоем в собственной семье? От меня, превосходно знающей обо всех ваших любовницах и да, ко всему прочему я знала, что многие из них не дожили до старости. Сколько девушек исчезло в Рассветном мире во время вашего правления, мой кесарь? Десятки, сотни, тысячи?!
Араэден вместо ответа жестко спросил:
— А скольких твоих родственников убила семья Грахсовена?
— О, у нас с ним полное равноправие и в данном вопросе, — ехидно ответила я. — Они веками убивали нас, мы веками их, там практически равный счет в итоге. И опять же – территории Готмира изначально были спорными, и по справедливости их вообще следовало бы вернуть племенам серых гоблинов, но кого и когда в нашем мире интересовала справедливость? Мы коварно боролись за земли всеми доступными нам способами, они делали то же самое. В результате мы потеряли моего дядю и двух кузенов, они — всех братьев Динара и парочку дядей. Но…
Я выдержала паузу и торжествующе добавила:
— Но нельзя не признать того факта, что никого из наших родственников не убивали мы лично! Вам же, мой кесарь, подобным похвастать не суждено!
— Было бы чем… гордиться, — съязвил Араэден.
— Что имею — тем и горжусь! – непримиримо заявила я.
— Ммм, — издевательски протянул кесарь. И поинтересовался: — Стоит ли принять все озвученное тобой, как подтверждение факта твоей определенности в отношении Грахсовена?
Определенности?!
— В последнее время, я в целом перестала питать какие-либо надежды в отношении определенности… — призналась я. — Динар… тот которым его знала я, остался ли он тем, кого я знала? И сколько в нем осталось от того молодого мужчины, которого я знала?
Помолчав, вдруг тихо выговорила:
— Я выросла на сказках, в которых любовь всегда побеждала. Всегда. Если это настоящая любовь. Я знаю — наивно и глупо, но до пятнадцати лет я росла в башне, и единственной возможностью вырваться из нее – было чтение… Я так хотела… любви. Такой как у мамы с папой… Такой как в романах. Такой, которую мне преподнесет настоящий принц… А потом все рухнуло. Я оказалась слишком умна, чтобы игнорировать факты очевидных измен отца матери…Так разбился первый из хрустальных замков моих фантазий о любви. Принцы, чурались меня как чумной. А те, с кем я начала общаться когда вы швырнули меня в стремнину политических игр представляли собой старцев, давно утративших вкус к плотским утехам… Но я все равно верила. Глупо и наивно, как уже было сказано выше, но я верила. Даже не до конца осознавая это. Осознание пришло, едва Динар показался в лодке, подплывающей к островам… Я знала, что он подвергся вашему воздействию… Знала, что в Рассветном мире прошло более полусотни лет… Знала все… и в то же время верила, что он узнает меня с первого взгляда, как узнала его я…