Свет гаснет
Шрифт:
– Знаешь, пьесу ведь собирались поставить в «Дельфине». Лет двадцать назад, когда он только открылся.
– И почему не поставили?
– Умер актер, игравший главную роль, или что-то вроде того. Еще до того, как труппа собралась. Говорят, они не успели провести ни одной репетиции. Так что постановку отменили.
– Надо же, – сказала Мэгги. – А что в остальных комнатах? Тоже картины с обнаженными телами?
– Показать тебе?
– Нет, спасибо. – Она взглянула на часы. – Разве нам не пора в твой «Парик и Поросенок»?
– Перри сначала будет репетировать
– Я ужасно пунктуальна и не смогу насладиться устрицами, если времени будет в обрез.
– Если настаиваешь.
– Да, настаиваю. Извини. Я приведу себя в порядок. Где тут ванная?
Он открыл дверь.
– В конце коридора, – сказал он.
Она прошла мимо него, роясь по пути в сумочке, и подумала: если он начнет приставать, то меня ждет скучная сцена.
Он не стал к ней приставать, он вообще не двигался. Ей неизбежно пришлось слегка задеть его, проходя мимо, и она подумала: для шотландца – хоть горца, хоть равнинного жителя – у него есть все что нужно и даже больше, чем считается благопристойным.
Она поправила прическу, припудрилась, подкрасила губы и надела перчатки в ванной комнате, где стояли разнообразные механические приспособления для похудения, комнатные растения в горшках и заключенное в рамку стихотворение весьма неприличного содержания.
– Едем? – энергично спросила она, вернувшись в гостиную.
– Едем.
Он надел пальто, и они вышли из квартиры. Он взял ее под руку.
– Ступеньки скользкие, – сказал он. – Ты ведь не хочешь начать с растяжения лодыжки?
– Нет. Этого я точно не хочу.
Он оказался прав: на ступеньках блестел иней из-за раннего мороза, и она была рада, что Дугал поддерживал ее под руку. Его дорогое твидовое пальто пахло торфяным дымом.
Сев в машину, Мэгги заметила высокого мужчину в коротком пальто цвета верблюжьей шерсти и в красном шарфе. Он стоял метрах в двадцати от них.
– Эй, – воскликнула она. – Это Саймон. Привет! – Она подняла руку, но он уже отвернулся и быстро пошел в сторону одной из боковых улиц.
– Я думала, это Саймон Мортен, – сказала она.
– Где?
– Я ошиблась. Уже ушел.
Они поехали по набережной Виктории к «Парику и Поросенку». Улицы светились яркими огнями, которые искрились и переливались в холодном воздухе и дробились на мелкие блестки в водах Темзы. Мэгги была в приподнятом и радостно возбужденном настроении. Когда они вошли в маленький ресторанчик с его огромным камином, белыми скатертями и сверкающей посудой, ее щеки пылали, а глаза ярко блестели. Она внезапно полюбила всех вокруг.
– Ты великолепна, – сказал Дугал.
Некоторые посетители узнали их и заулыбались. Метрдотель сдержанно суетился вокруг них. Она репетировала превосходную пьесу, и напротив сидел исполнитель главной роли.
Она заговорила – легко и хорошо. Когда принесли шампанское, она подумала: я должна помешать ему его открыть. Я никогда не пью перед репетицией. Но это было бы таким занудством, совершенно не в духе столь прекрасного вечера.
– Темпераментная невнимательность, –
– Прости, что ты сказала, Мэгги?
– Я просто проверяла себя – не пьяна ли я.
– Ты не пьяна.
– Я редко пью виски, а ты налил мне большую порцию.
– Неправда. Ты не пьяна. Ты просто ощущаешь внезапный подъем. Вот твои устрицы.
– Ну, раз ты так говоришь, значит, со мной все в порядке.
– Конечно, ты в порядке. Приступай.
Она приступила к устрицам, и она не была пьяна. В последующие дни она будет вспоминать этот вечер – с того момента, как вышла из квартиры, и до окончания репетиций – как нечто отдельное. Как нечто, случившееся между ней и Лондоном, с Дугалом Макдугалом в качестве необходимого ингредиента. Но не более того.
Гастон Сирс жил в старом большом двухэтажном доме в тупичке, выходящем на Аллейн Роуд в районе Далич. Тупичок назывался Аллейн Сюрпрайз, и дома с участками полностью занимали одну его сторону. На противоположной стороне росли неухоженные деревья и стояла неиспользуемая насосная станция.
Арендная плата за такой большой дом наверняка была высокой, и среди учеников колледжа Далич ходила легенда, что мистер Сирс – эксцентричный иностранец-миллионер, который живет в окружении изумительных образчиков оружия, изготавливает мечи и занимается черной магией. Как и большинство легенд, эта основывалась на крайне искаженных фактах. Он и в самом деле жил в окружении оружия, и действительно изредка делал мечи. Его оружейная коллекция считалась самой престижной вне-музейной коллекцией в Европе. И конечно же, он и правда был эксцентричным.
Кроме того, он был довольно обеспеченным человеком. Он начинал как хороший актер, отлично исполнявший странные и эксцентричные роли, но в силу своего противоречивого характера он настолько любил спорить, что никто не хотел брать его на работу. Получив наследство, он смог развить свой вкус к историческому оружию и снаряжению. Его компетентность признавали все европейские коллекционеры, а несколько университетов присвоили ему почетные степени. Он ездил по Америке с лекциями, за которые брал астрономические гонорары, и получал пугающе огромные суммы от жадных, невежественных и беспринципных покупателей, что вполне компенсировало бесплатные консультации, которые он давал тем, к кому решал относиться с уважением. Одним из таких людей был Перегрин Джей.
Сирс с некоторым самодовольством принял неожиданное предложение выступить в качестве меченосца Макбета.
– Я смогу наблюдать за поединками, – заметил он, – и исправлять любые вкравшиеся ошибки. Я не очень-то доверяю Макбету. Дугал Макдугал, ну надо же!
Он был занят изготовлением форм для оружия. В одной из этих форм будет отлит из расплавленной стали клеймор Макбета. Сам Гастон в роли Сейтона на протяжении всего спектакля будет носить настоящий клеймор. Он будет носить меч Макбета. Второй клеймор, не такой искусно сделанный, послужит образцом для оружия Макдуфа.