Свет и Тень

ASTORIS

На этой дороге древний род Хаскилей, который ей выпала честь продолжать, процветал и дальше...

А еще выживал и выздоравливал учитель. Марина, посол Иргемаджина благополучно отправлялась домой. Сын целым и невредимым возвращался с войны вместе с товарищами – на радость тёти Ульфины и матери близнецов. Иоланта и Вангелия вырастали в прекрасных дев и проживали счастливую, долгую жизнь...

А самое главное, на этой дороге Альк продолжал жить... и забывал свою жену, словно её и не было в его жизни никогда.

Что будет на этой дороге с ней самой, Рыска даже не

стала выяснять, ибо выбирала её не для себя, а для других. Наверное, решила она, тогда, много лет назад, в тот день,когда появился на свет её сын, Саший вернул ей её дар, а затем хранил, не позволил ни замёрзнуть насмерть среди ледяного безмолвия, ни стать крысой в Зале Испытаний, ни закончить путь на помосте, выйти живой из стольких сражений, для того, чтобы сейчас она выбрала эту дорогу.

Интересно: а зачем это всё Сашию? Зачем он ей помог? Может быть, от того, что не так уж он и плох, не так страшен, как принято о нём думать? Похоже, он вообще отличный парень. Как Альк: только поначалу кажется злым и циничным, а если заглянуть глубже, то лучшего и не попросишь?..

Надо же, к чему можно прийти в конце пути!

Рыска вздохнула.

Альк...

Даже не попрощались... Но на это стоит лишь горько улыбнуться: в их жизни прощаний было больше, чем достаточно.

Огромный ворот подался неожиданно легко, и выбранная дорога стала единственной.

...Кто-то тронул Рыску за плечо, и она словно очнулась.

Ледяной северный ветер вмиг разрушил видение. Стало холодно и неприятно. Путница поёжилась и подняла воротник. Обернулась и увидела Марину у себя за спиной, кивнула ей.

– Я думала, ты не согласишься остаться здесь. Всеми правдами и неправдами поедешь с ним... – уронила иргемаджинка.

– Пришлось подчиниться, – уронила Рыска, глядя в морской простор остановившимся взглядом. Корабль уже исчез в туманной дали, за полосой прибоя.

– Мне казалось, ты более упрямая, – с лёгким укором произнесла Марина.

Рыска обернулась, оглядела её. Никогда б не подумала, что такой ответственный момент своей жизни придется разделить с бывшей любовницей собственного мужа... Однако выбора особого не было. Да и, честно говоря, Марина ей нравилась. Отчего-то её присутствие воодушевляло Рыску.

– Тебе правильно казалось, – с улыбкой кивнула путница, – Ты поможешь мне?

Марина думала лишь щепку.

– Что нужно делать? – спросила она.

– Идти на Пелигос. А у тебя есть корабль... Ваши иргемаджинские корабли быстроходнее наших, мы прибудем туда раньше них.

– Вдвоём?

– Я тебя не прошу. Просто дай корабль – и всё... Я справлюсь и одна...

Но Марина перебила её.

– Ты представляешь, что будет, когда мы доберёмся туда? – она произнесла это одновременно радостно и безнадёжно.

– Я представляю, что теперь будет, если я останусь здесь, – вздохнула Рыска, – Если кто-то и должен убить Виттору – то это я, – сказала она и тут же воочию увидела, что сможет. Что у неё получится.

Вот так просто получится – и всё. Слепой поворот.

– Альк сказал мне, что ты можешь погибнуть... – уронила Марина.

Рыска по-девичьи звонко,

весело рассмеялась.

– Я погибну в любом случае, – махнув рукой, сказала она – как о чем-то мелком, несущественном, неважном, – Это моя судьба. А ты... Ты ведь тоже его любишь – я это вижу. Вижу и без дара, и поэтому – не ради меня, не ради страны, которая даже не твоя родина – ради человека, который тебе дорог, прошу: помоги мне. Помоги – и, возможно, он будет с тобой, –она глубоко вздохнула.

От проникновенной речи путницы у Марины сжалось сердце. Она разрыдалась, закрыв руками лицо.

– Не реви, – спокойно попросила Рыска.

– Мне так жаль... – всхлипнула Марина.

– А мне уже нет, – улыбнулась Рыска, снова устремив взор в морскую даль, – Я даже рада, что всё скоро закончится: устала переживать. – она помолчала, – Я готова в дорогу. Если ты согласна, прикажи снаряжать корабль, – резко развернувшись, она пошла в шатёр.

*

Приболотинский молец, присланный в веску сразу после ухода предыдущего и отслуживший здесь уже более пятнадцати лет, ни разу не видел, чтобы эта женщина так истово молилась. Ничто и никогда не загоняло её в молельню так надолго: уже почти сутки стояла она на коленях перед изваянием Хольги и как заведённая била земные поклоны.

В позапрошлом году у неё умер муж: утонул по пьяни в колодце. А их сын погиб на войне ещё три года назад. У бедолаги никого с тех пор не осталось. Что привело её сюда сейчас, никто не знал, но с самого вчерашнего вечера она ни на щепку не прекращала молиться.

Раздумывая, стоит ли напомнить старухе, что молельня на ночь закрывается или, может быть, как и вчера, позволить ей остаться тут до утра, молец вышел на улицу, попутно открыв дверь одной из припозднившихся прихожанок – женщине лет сорока, пришедшей с тринадцатилетним сыном и одиннадцатилетней дочкой.

– Всего доброго, батюшка, – попрощалась она, – Прошу: помолитесь о грешной душе раба божининого Викия, помяните добрым словом, – добавила женщина, – А то что-то сниться мне часто стал, – призналась она с содроганием, – Будто готовлю я обед в его доме, как часто бывало, а он вдруг заходит в кухню, да не через дверь, а прямо из печки, в саже весь и с рогами, как у коровы!

– Помилуй Хольга нас, грешных! – молец осенил в ответ знаком богини и себя, и прихожан, – Раз такое происходит, вы творожников испеките да на жальник отнесите. И ещё поминки по нему соберите, – посоветовал он, – А то, похоже, некому его и помянуть-то стало, вот и беспокоит. Ведь некому?

– Ох, некому, батюшка, ваша правда, некому... – покачала головой женщина, – Как умер, все разбежались. Никого не осталось. Что родственники со сгоревшего хутора не унесли, то весчане растащили... И никто из родни с тех пор в веске не появляется, словно вымерли. Её вон муж, – она понизила голос, кивая на молящуюся старуху, – Братом ему приходился.

Молец понимающе кивнул.

– А поминки соберу, –согласилась весчанка, – Аккурат на этой неделе, пока морозно. А то глядишь, уже весна скоро, корова отелится, хлопот будет невпроворот...