Свет и Тень

ASTORIS

Странно, он и без дара понимал, что к чему в этой ситуации. Может быть, через столько лет это уже и неважно – есть дар, нет его? Может быть достаточно практики и опыта, чтобы всё понять?..

– Давай ты, Жар, – уверенно кивнул белокосый, – Наверное, за этим Крысолов и взял тебя с собой.

Жар на миг заколебался, но тут же кивнул в ответ и спрыгнул в лодку вслед за Альком.

Рыска не раз спасала его, не боясь ничего. Она, не задумываясь, пожертвовала бы ради него жизнью. Сейчас всего лишь пришло время с ней расплатиться. И теперь даже безапеляционный тон Алька,

словно уже всё решил и никого не спрашивает о его мнении, не покоробил. Так уж повелось с давних пор, что в их стае Альк – вожак. Он всегда знает, что нужно делать, всегда находит выход из тупика, всегда и всех побеждает, а значит, и сейчас следует снова послушаться его и... принять свою судьбу.

Через четверть лучины, налегая на вёсла, Жар вёл лодку, стараясь не натыкаться на льдины и замёрзшие трупы врагов, туда, вперёд, в бескрайний морской простор, где кончается действие Длани Сашия. Ничего хорошего вокруг бывший вор не видел. Неласковое море ему совсем не нравилось, как и ледяной ветер. Он совсем замёрз и почти не чувствовал собственных рук... И всё же ему хотелось улыбаться. Похоже, думал он, жизнь его не была напрасной, раз у него были те, за кого не жалко эту самую жизнь отдать. Он жил не зря... И надо же как выходит: Алька даже не надо просить позаботиться о Селине и детях, потому что хмурый саврянин и сам догадается.

Впервые в жизни Жар вдруг понял, кого и за что следует именовать господином и что означает слово “благородство”. Как жаль, что сказать об этом, похоже, уже не получится.

... Альк все продолжал смотреть на жену, одной рукой прижимая её к себе, а вторую положив на её горло, чтобы чувствовать биение жизни – слабое, едва ощутимое...

Только бы успеть...

Конечно, это неправильно: менять одну жизнь на другую. Кто больше достоин жить, решают боги, а не люди. Но раз учитель так рассудил, значит, у этого есть причина. Значит, знал, что делает – так же, как тогда, когда дал ему шанс.

... А потом и дар Алька, высвободившись из-под Длани, вернулся к путнику – и всё стало понятно.

*

...Когда на расвете приболотинский молец вернулся в молельню, старуха всё ещё находилась там. Она лежала на боку, на коврике перед изваянием Хольги.

Она была мертва.

====== Глава 33 ======

Ну и снега намело в этом году! По колено нетопырихе, это уж точно! А вот морозы слабые, мягкие, только для того, чтобы снег не таял. После такой зимы будет бурная, дружная весна. Поля, сады и лес напоит талая вода, реки наполнятся до краёв. Урожай в этом году будет невероятно богатый. Год Коровы, не иначе, словно по заказу.

Жаль, что это давно безразлично... Все последние десять лет у неё сплошной год Крысы. И другого уже не приходится ждать. Да и недолго уже осталось: этот, пожалуй, последний. Весны точно не увидеть.

...Зимой так рано темнеет: чуть перевалило за полдень – и уже сумеречно, особенно в лесу, особенно, когда едешь без дороги. И дёрнул же Саший свернуть в чащу, почуяв близкое жильё! Дар, что ли подвёл? Ведь знала, что такое вполне может случиться в заснеженном лесу – и ведь нет же,

всё равно свернула!

Опомнившись, она вздохнула.

Ей давно всё равно, где и когда умирать. Её жизнь давно уже закончилась. Просто в такие моменты забываешь обо всём, окунаясь в текущие проблемы и дела. А так...

Внезапно деревья расступились, и путница оказалась... Нет, не на опушке. На краю вески!

Всё же дар её не подвёл.

Оглядевшись, она заметила что-то непонятное, явно рукотворное, скорее всего, остатки дома. Да, это явно когда-то был дом. Весчане не оставили от него ничего, кроме каменного фундамента: наверняка, образующие стены брёвна растащили, где-то на дрова, а что-то, возможно, годилось и на ремонт собственных домов или забора.

Объехав остатки фундамента, она остановилась посреди широкого... двора? А если взойти вон туда, тогда...

Путница спешилась. Ноги, обутые в высокие кожаные сапоги на меху по колено ушли в снег. Повинуясь странному наитию, вызванному скорее воспоминаниями, чем даром, она, пройдя по снегу, влезла на фундамент и посмотрела перед собой на юг.

...Чернокосая девочка вышла на порог с кружкой ячменя.

– Цыпа-цыпа-цыпа, – позвала она, и стайка разномастных кур во главе с петухом, мгновенно бросив свои занятия, вроде подкапывания заборных столбов и купания в пыли, бросилась к её ногам, чтобы ни в коем случае не пропустить обед...

Где, когда она могла это видеть?..

А вон там... Там раньше был сарай, в котором хранились лопаты, грабли, бороны, сохи... Почему раньше: вон он! Весь насквозь пророс кустарником, но держится. Наверное, и старое дедово копьецо до сих пор там – кому оно нужно? Вот только заходить туда не стоит. Крыша вполне может рухнуть...

Эх, да когда ж ты привыкнешь, путница: нет тебе разницы, где умирать.

А там, позади, среди вымахавших за двадцать пять лет деревьев, теряются остова давно истлевших коровников. Если присмотреться, и столбы от забора остались, а вон там... Надо же, собачья конура уцелела!

Спрыгнув с возвышения в мягкий снег, путница подошла к нетопырихе, потрепала её по мордочке.

– Устала, моя девочка? Сейчас в веске будем. И поедим, и выспимся, – пообещала она. Голос у женщины был тихий, глухой, слегка с хрипотцой. Но приятный и своеобразный.

Проснувшись, зашевелился и вылез из-за пазухи крыс, потянулся мордочкой к её лицу. Этот крыс – не тот. Он не умеет говорить. Он не человек в теле крысы, а просто крыса. Не “свеча”...

Но уже почти четыре года – её единственный друг, и никто в целом свете не понимает её лучше, чем он.

– Тоже есть хочешь? – спросила женщина, – Потерпи, все хотят.

Ухватив за узду свою скакунью, путница потянула её вперёд, за собой. Если она права, и ей приходилось здесь бывать, если это – сгоревший хутор, то там, за бывшим забором, от которого остался вот этот обугленный столб, начинается дорога через небольшую рощу, которая выведет её в веску. А там за определённую плату можно и отдохнуть, и поужинать, и остаться до утра. Так, собственно, она и собирается сделать.

Умирать она не боится.