Свет и Тень
Шрифт:
За то, что это косое недоразумение так и не поплатилось кое за чью смерть…
— Может, объявить переселение? Это поможет? — продолжал тем временем наместник.
— Поможет, только как вы себе это представляете? Это ведь не веска, а большой город. Народ наверняка не согласится, — дал пояснение путник. — Двадцать два и двадцать три.
Румз про себя выругался, отметив внимательность белокосого: не запутаешь!
— А корона может нам помочь? — безнадежно спросил наместник.
— О чём вы раньше думали? Теперь уже вряд ли. Если только…
— Что?
— Пепелище
Повисла тишина.
— Так что же делать? — пролепетал наместник, забыв пялиться на Алька и схватившись за голову.
Путник холодно, самодовольно и как-то по-волчьи улыбнулся.
— Ясное дело — дорогу менять. Кстати, можно было и сразу догадаться. Двадцать пять, — с удовольствием припечатал он.
— Нет, но это уже не счита-а-ается! — по-бабьи взвыл наместник. — У вас вообще совесть есть?
— Нет. Двадцать шесть.
Румз открыл рот, но Альк, отсмеявшись, смягчил приговор.
— Ладно, шучу по поводу последнего. Двадцать пять, — он снова, не мигая уставился на наместника. — Ну что, дорогу меняем?
Румз Косой вздохнул, прикинул ущерб от пожара, соотнёс его с затратами на путника – эх, хорош, стервец, как с картинки! — и махнул рукой, соглашаясь.
— Тогда… — Альк подумал немного — не над вероятностями. Их он давно уже знал. — Примерно два к девяносто семи. Довольно трудный случай, вполне могу погубить «свечу». Так что за всё про всё — сто пятьдесят златов.
— Господин путник, я уже и не знаю…
— Или двадцать пять сейчас — и счастливо оставаться, — он снова посмотрел в глаза Румза, не мигая.
— Согласен, — со вздохом произнёс наместник.
— Деньги вперёд, — Альк протянул руку ладонью вверх в таком царственном жесте, что наместнику на щепку показалось, будто он не у себя в кабинете, а на аудиенции у его величества.
Пришлось Румзу, скрепя сердце, расстаться с деньгами.
— А если не получится? — попытался возражать наместник, с тоской глядя на златы, исчезающие в кошельке саврянина.
— Получится, — заверил путник.
И в этот момент дверь наместничьего кабинета распахнулась, впустив стройную, черноволосую девушку, увидеть которую здесь, да ещё и в таком виде Альк не ожидал, не смотря на все подсказки дара. На ней было надето что-то такое, что раньше можно было представить разве что на цыпочках из курятника: рубаха с коротким рукавом со шнуровкой почти до пупа спереди и облегающие штаны длиной до колена, всё в светло-зелёных тонах. Косы, её чёрные косы, как всегда перевязанные веревочками, отросли ниже ягодиц и были сцеплены друг с другом чем-то блестящим. А раньше она не носила побрякушек…
— Добрый день, господа, извините, что без приглашения и без стука, — начала она. Голос тоже был другой — не стало девичьей звонкости. И смотрела она словно сквозь собеседников — не отводила глаз, не опускала их долу, но всё равно, словно не видела, с кем разговаривает. В первый миг показалось — может, не узнала? Но тут же стало понятно:
Из-за двери на наместника испуганно смотрел его поверенный:
— Я пытался её остановить, господин… — начал оправдываться он. Господин Румз лишь зло махнул на него рукой — иди отсюда! Затем слегка скривился, как от зубной боли. Женщин он терпеть не мог, а путниц, тем более сразу с двумя клинками — подавно.
— Слушаю вас, госпожа путница, — кисло произнес он.
— У меня дело к господину Хаскилю. Поручение его величества, — Рыска подошла к столу и швырнула перед наместником тсарскую грамоту, кивнув на Алька.
Румз лишь метнул взгляд на грамоту. Не она его теперь интересовала. Он думал о другом — о событиях десятилетней давности. О бесследно исчезнувшем из тюрьмы саврянине… О том, что этого путника он уже когда-то где-то видел. И девушку — тоже. И фамилию Хаскиль слышал…
То, чем теперь Румз мог заплатить за свои действия, было намного хуже пожара. Можно было вполне лишиться не только своего поста, но и головы.
Что господа путники его помнят, сомнений у наместника не вызывало. Поэтому, когда черноволосая девушка повелительно произнесла:
— Оставьте нас, пожалуйста, нам нужно пообщаться наедине, — Румз вышел за дверь без разговоров.
Единственной его надеждой было то, что, возможно, путникам сейчас не до него, и если он будет молчать, беда обойдет его стороной.
Итак, выйдя из кабинета, он осторожно притворил дверь и приложил к ней ухо, молясь, чтоб обошлось.
Оставшись одни в кабинете Зайцеградского наместника, Альк и Рыска некоторое время смотрели друг на друга. Как давно они не виделись! Как давно…
И расстались не самым лучшим образом.
По логике вещей гордому господину полагалось сразу подняться, гордо вскинуть голову и уйти. Но почему-то ему совершенно не хотелось этого делать.
Ему снова хотелось обнять девушку, давно ставшую ему чужой, просто так, без причины, не думая о том, кто она ему. Кто они друг другу…
Наверное, Альк так и сделал бы, ведь на самом деле, не было причин поступить иначе, но Рыска, с усталым вздохом опустившись в наместничье кресло, вдруг холодно произнесла:
— Добрый день, господин Хаскиль.
Альк всего на миг замер от такой неожиданной холодности с её стороны, но девушка этого и заметить не успела.
— И вам доброго дня, госпожа Рысь, — спокойно ответил он и продолжил собирать деньги в кошелёк.
Рыскин отказ ехать с ним много лет назад, казавшийся все эти годы самым тяжёлым и непоправимым событием в жизни, померк и растворился. Как обычно, оказалось, что хуже быть — может!
Тяжело прощаться с тем, кто любит тебя… Но намного тяжелее понять и принять то, что уже не любит. Но на то ты и знатный господин, для того и получил соответствующее воспитание, чтобы ни словом, ни взглядом, ни единым движением этого не показать, а продолжать делать вид, что ничего не произошло.