Свет луны в океане

Уинтерз Ребекка

Она долго изучающе разглядывала Гейба. Казалось, он предусмотрел все до мелочей.

— Он понятия не имеет, что вы возвращаетесь?

— Да. В тот день, когда я покинул Сен-Пьер, он сказал, что двери их дома для меня всегда открыты. Но, Андреа, не забывайте, это изолированный мир. И в некотором смысле очень грубый. Естественно, я сохранил достаточно денег, чтобы вы и наш ребенок ни в чем не нуждались. Если со мной что-нибудь случится, о вас позаботятся. — Он испытующе взглянул на нее. — Я пытаюсь нарисовать для вас общую картину. Представьте — вечная мерзлота, холодная зима, туман. Не многие приехавшие способны

выжить в таком суровом месте. Но это мой дом. Если у меня будет ребенок, я хочу, чтобы он рос здесь. Ни мой сын, ни моя дочь не будут жить по-другому. Они будут жить, как я.

Ну разве не удивительный это человек? — размышляла Андреа, а Гейб продолжал:

– Кроме отца и деда, семья не должна знать настоящую причину, почему я никогда не возвращался домой. Они считают, что я предатель, убежавший с острова в тяжелые времена. Они выбросили меня из жизни, в которой я родился. А я стал заниматься тем, что они считают грехом. Семья будет мучить вас своим нежеланием познакомиться. Они могут никогда не признать вас. Я говорю это для того, чтобы для вас не было сюрпризов. Конечно, в случае, если вы решите выйти за меня замуж.

Интересно, продолжала думать Андреа, есть ли на свете другая женщина, которая получила бы предложение о браке в такой причудливой форме?

— Вы дали мне так мало времени подумать. Боюсь, что любая картина, вами описанная, сейчас для меня бесполезна. — Она оттолкнулась от стола и встала. — Если вы не возражаете, я хотела бы сегодня вернуться в Нью-Йорк.

– Так тому и быть. Я пошлю за лимузином и скажу пилоту, что вы уже на пути в аэропорт.

— А разве вы... не полетите? — прикусила она губу.

— Нет. У меня дела в департаменте рыбной промышленности. Я прилечу позже на самолете компании. — Он опустил голову и глухо произнес: — Не тратьте слишком много времени на раздумья. Было бы преступлением откладывать, если у вас есть только пять месяцев на зачатие. И еще. Хочу, чтобы вы знали: я уже давно положил на вас глаз, но думал, что у вас роман с Бретом. — Гейб налил себе кофе.
– Когда я вернусь в Нью-Йорк, я позвоню вам, чтобы услышать ответ. Желаю безопасного полета.

— Вам тоже, — прошептала она и пошла одна в отель.

– С возвращением, мисс Бауэр, — поприветствовал ее в нью-йоркском аэропорту водитель лимузина.

– Доброе утро, Бенни.

– Мистер Корбин сказал, что вы мало спали, в таком коротком полете. Он распорядился, чтобы я отвез вас прямо в вашу квартиру.

У Гейба ничего не остается незамеченным.

– Должна признаться, я действительно устала. Спасибо, что встретили меня.

Он помог ей устроиться на заднем сиденье лимузина, и они поехали.

Над головой было мало облаков. И небо не походило на голубой полог над полями. Сейчас здесь все казалось неправильным, потому что с ней не было Гейба...

– Вот мы и приехали, мисс Бауэр, — двадцать минут спустя сказал Бенни и вышел из машины, чтобы открыть для нее дверцу. Она не тотчас поняла, что они снова перед ее квартирой.

Первое, что она сделала, войдя в свою маленькую квартирку на четвертом этаже, это направилась в кухню. Там она включила автоответчик, чтобы послушать оставленные послания. Несколько звонков от мамы, которая хотела знать, приедет ли дочь домой на уикенд. От подруги Сью,

жившей в том же многоквартирном доме, она приглашала пойти на ленч. И следующий звонок — голос Брета: «Тяжело было видеть тебя в лифте и не иметь возможности поговорить. Я скучаю по тебе до безумия, Андреа. Прости меня за то, что я обвинял тебя в любви к боссу. Ты говорила, что не влюблена в него, но я не слушал. Наверное, потому, что с самого начала я чувствовал его интерес к тебе».

Андреа покачала головой. Во всем, что касается Гейба, Брет не прав.

«Должен признаться, что чертовски ревную тебя. Для нормального человека невозможно соревноваться с Гейбом Корвином. Можем мы начать все снова? Если я пообещаю...»

Андреа стерла все послания.

Пока она стояла, разрываемая противоречивыми эмоциями, раздался телефонный звонок.

– Алло? — подняла она трубку.

– Андреа, рад, что вы благополучно долетели.

Гейб... Она оперлась о край кухонного стола, чтобы не упасть.

– У вас было семь часов, чтобы обдумать мое предложение. Теперь я хотел бы услышать ваше решение.

– Сейчас?!

Телефон упал на пол. Ей удалось поднять его. Она прижимала руку к сердцу, которое так бухало, что стало больно в груди.

– Вы еще в Париже? — запинаясь, выговорила она.

Она почувствовала, что он колеблется.

– Я в аэропорту. Если вы решили выйти за меня замуж, нам предстоит спланировать свои действия. Иначе я сейчас улечу в Сен-Пьер.

– Надолго вы туда летите? — У нее похолодели пальцы.

– Навсегда. Я думал, вы поняли.

– Но...

— Похоже, что вы уже приняли решение, — вмешался он. — Андреа, я думал, мое предложение сделает вас счастливой. Даст шанс забеременеть. Я понял ваше решение... Надеюсь, операция пройдет успешно, вы освободитесь от боли. В офисе ни о чем не беспокойтесь. Я позвоню Сэму Пуну и позволю ему самому решить, как перестроить работу в вашем отделе. Чек на выходное пособие вам даст Карен.

— Подождите! — в панике закричала она.

— Если вы не уверены, сможете ли оставить городскую жизнь ради деревни, возьмите свои шесть недель на выздоровление. Но тогда, вероятно, вы будете чувствовать...

— Нет!

— Что нет?

— Вы не поняли меня. — Кровь стучала у нее в ушах.— Я хочу попытаться иметь ребенка.

— Это все, что мне надо было услышать. — Голос Гейба теперь звучал спокойно. — Встретимся в три в департаменте графства. Бенни приедет за вами в два тридцать. До встречи, Андреа.

Он отключился раньше, чем она успела попрощаться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Шале Бауэров «Эдельвейс» находилось на центральной аллее в Скарсдале. Это была одна из удивительных маленьких лавочек, которые гнездятся в самом сердце немецкого Шварцвальда. Гейб проник в эту виртуальную сказочную землю, точно кукушка, выскочившая из круглого окошечка и прокричавшая двенадцать раз, что наступил полдень. Множество раскрашенных от руки щелкунчиков и кукольных домиков занимали всю поверхность столов, все витрины. На одной стороне лавочки продавали рождественские украшения, музыкальные ящики, кнуты и колокольчики для коров. Вторая половина магазинчика была заполнена национальными костюмами.