Свет маяка
Шрифт:
В кепке, сдвинутой на затылок, шофер застыл на месте, не отводя взгляда от покосившейся бухты троса.
Я выбрался из кабины и полез в кузов. Бухта проломила доски и непонятно на чем держалась: то ли на тонком металле кабины, то ли на собственном благоразумии. Яшик с икрой тоже был невредим.
— Ну что, может, мне за руль сесть? — предложил Чумаков солдату-водителю.
Тот немного помялся, затем твердо отрезал:
— Нет, я сам.
— Хорошо, но троим нам в кабине делать нечего, — вслух стал рассуждать Витя Чумаков. — Если что — выскочить не успеем. — Он отвел меня в сторону. — Солдат молодой, поэтому ты иди пешком, — тихо предложил
Но тут активно запротестовал я. Витя Чумаков так же неожиданно быстро согласился, и только тогда я понял — он просто проверяет меня.
— Ну что ж, решение правильное, — одобрил Чумаков. — Садись в кабину, солдата воспитывать надо.
Шофер «газика» немного успокоился, сдал машину задним ходом под гору и освободил нам дорогу.
— Уперед! — скомандовал Витя Чумаков и подмигнул мне: — Будет время — захаживай на буксир, лейтенант!
После разгрузки у корабля Витя Чумаков поехал в аэропорт отправлять груз. Я смотрел ему вслед, и если первая моя мысль, что капитан жаден к деньгам, проскочила как-то случайно, то теперь мне она показалась не такой уж наивной. Скорее всего, и на склад он вызвался идти со мной не ради троса.
И тогда я для себя решил, что Витя-уперед, как я его окрестил за странную команду, не чист на руку. А жаль. В дороге он мне показался другим. И, сам того не сознавая, присматриваясь к капитану, стал оценивать его с беспощадной, свойственной молодости резкостью. А к его услугам я и после прибегал не раз. Да разве только я один? Многих он выручал, когда объявляли штормовое предупреждение и в город не ходили рейсовые катера. После нелегкого трудового дня, не зная, с какой оказией добраться через бухту домой, моряки и судоремонтники собирались у будки дежурного по пирсу с подветренной стороны и ждали у моря погоды.
И тут как нельзя кстати и объявлялся буксир Вити Чумакова. Качаясь ванькой-встанькой, зарываясь носом в волны, он, точно нож сквозь масло, шел к причалу. Флотский люд подтягивался к месту швартовки буксира, грудился.
В зюйдвестке и сапогах с опущенными голенищами, Витя Чумаков кулем переваливался через борт на пирс. Пассажиры расступались, приветствуя капитана короткими возгласами:
— Вить, ну ты даешь! Везет же черту!
Чумаков с понимающим видом кивал всем на ходу широченной фуражкой, притороченной ремешком к подбородку и, проводя ладонью по шее, говорил:
— Делов сегодня… невпроворот… Припоздал, извиняйте.
И вразвалку направлялся к деревянной, похожей на скворечник будке. Разговоры и смешки на причале как-то разом сами по себе прекращались. Не проходило и пяти минут — Витя снова показывался в дверях, издали махал рукой. Все, кто стоял у буксира, давно знали этот жест и горохом ссыпались на уходящую из-под ног палубу. Берег сразу пустел.
Витя Чумаков деловито и спокойно поднимался в ходовую рубку, вставал к штурвалу и, толкнув ручку машинного телеграфа, бросал неизменное:
— Уперед!
Стародавняя задерганная посудина с низенькими бортами, выбравшись на открытый рейд, пыхтела, упрямо лезла на волны, рассекая корпусом стылую воду и хлесткий ветер, сыпавший дождем или мокрым снегом. Слушая, как скрипят тесные переборки, как вибрирует под ногами палуба, пассажиры в небольшом салоне, пахнущем хлебом и человеческим теплом, с нетерпением ждали скорой встречи с городом: близкие огни, подернутые легкой дымкой вечера, каждому сулили свои радости.
Наконец буксир мягко тыкался скулой в кранцы,
Я обычно последним покидал буксир и всякий раз удивлялся: как Вите удается в «нелетную» погоду заполучить «добро» на переход из базы в город и обратно?
Один корабельный офицер малость прояснил эту ситуацию. Однажды в непогоду командующему срочно потребовалось идти на дальний причал, а катер — то ли по причине поломки, то ли из-за нерасторопности дежурно-вахтенной службы — к установленному времени ему не подали.
Штабные офицеры, сопровождавшие адмирала, видя его угрюмое лицо, выжидающе примолкли, а адъютант — сухонький мичман с рыжими, усами в стрелку — засновал от судна к судну, не зная, кого подрядить в рейс. В такой момент на глаза ему и попался Витя Чумаков. Капитан буксира, тщедушный на вид, без проволочек взялся доставить адмирала и его свиту. Офицеры штаба, сомневаясь в благополучном исходе рейса — в то утро был туман, штормило, — наперебой советовали адмиралу дожидаться своего катера. Но тот их даже слушать не стал: из непредвиденных ситуаций, мол, тоже надо уметь выходить с достоинством… И когда буксир уверенно пересек бухту и пришвартовался к причалу, адмирал, желая, видимо, до конца довести урок, преподанный офицерам, поднялся в ходовую рубку и в их присутствии крепко пожал руку Чумакову:
— Спасибо за выручку, капитан.
— Так ведь всегда в таких случаях… — обронил Витя Чумаков, вроде даже оправдываясь.
— Хочешь сказать: привычное дело, — перебил командующий. — А знаешь, что такое привычка? Это, брат, вторая натура.
— Натура так натура… Только она тут ни при чем. Мой буксир стоял неподалеку. Прибежал мичман: можешь? Я ответил: уперед!
Адмирал посмотрел внимательно на Виктора Чумакова, затем на штабистов. И вдруг, улыбнувшись, весело сказал:
— А ты, капитан, не только с головой, но и с юмором. Молодец! Если надо — разрешаю твоему буксиру в любую погоду ходить по бухте.
И, повернувшись к двери, скомандовал офицерам:
— Уперед! И только уперед!
Было на самом деле так или все это нафантазировали задним числом, неизвестно, но дыма без огня не бывает.
Весь день суденышко выводило от портовых и заводских причалов большие корабли и вводило другие, подавало к ним плавсредства с топливом, водой, буксировало баржи. Случались и другие непредвиденные работы. Вечерами Витя Чумаков охотно отпускал на берег экипаж, а сам оставался на борту судна: читал газеты, книги, смотрел телевизор. И только в «чистую» субботу позволял себе малость расслабиться. Это был своего рода ритуал: в конце большой приборки он вместе с командой мылся в душевой, ловко переоборудованной механиком в парную. И в такой неурочный час, чтобы ненароком не нарваться на грубость, зря его лучше было не тревожить. А вот чуть погодя, когда «гуляли» с гитарой и Витя Чумаков пел романсы «из репертуара Ивана Семеновича Козловского», любой мог поддержать компанию.
Естественно, такой образ жизни капитана вызывал удивление и любопытство у окружающих. Зная, что Витя Чумаков на борту, моряки субботники вечерами нередко заворачивали к нему. Бывал и я на этих «посиделках». И как-то невольно стал свидетелем такого разговора.
— А ты, капитан, наверно, уже миллионер, — долговязый, нескладный моторист с заячьей губой усмехнулся, откинувшись на спинку дивана. — Не куришь, на баб не заришься. Выпиваешь раз в неделю, а в отпуск, пожалуй, и сам забыл, когда ездил. За десять лет на Востоке, поди, сбил капитал?