Свет мой Том I
Шрифт:
Но не следовало, понимал Антон, засорять этим свою память и конспектировать услышанное. «Если только не описывать… — Он нахмурился. — Не копаться в этой необузданной спеси политиков, их поползновениях и дрязгах…»
— Всемирный экономический кризис тряхнул и промышленность Франции, — сообщал Станислав Сафронович. — Здесь говорят о примирении двух стран — Франции и Германии; а в Берлине уж вовсю маршируют коричневорубашечники Гитлера — он рвется властвовать. Главное он уже сформулировал в своей книге «Mein Kampf»: «Гигантская империя на Востоке созрела для своего крушения». Хотя Запад еще близорузничал, подыгрывал реваншистам, уповал на взаимопонимание. Вожди правых социал-демократов заявляли, что империализм — это прогресс;
«Нет любви для нас!» — кричала надпись, нанесенная мелком на черной крышке исцарапанной парты, за которой Антон сидел, кем-то из страдавших, видно, любовью юношей — учащихся дневного полиграфического техникума, в ужатых классах которого и читались лекции для институтских вечерников — людей несомненно более солидных, самостоятельных, уравновешенных…
— 34-й год — смена семи французских министерств, — все хроникерствовал монотонно историк. — Здесь в покушении убиты Барту, министр иностранных дел, и прибывший на переговоры югославский король Александр. Гитлер успел заручиться поддержкой германских магнатов — денежные тузы нашли в нем сильную личность, привели его к власти; в его руки текут коллосальные богатства — он не бессеребреник, отнюдь. Невиданно милитаризуется германская промышленность. Кабинет Лаваля отдает Германии Саарский промышленный район, опекаемый французами; вслед за тем немцы и сами без всяких помех занимают и Рейнскую демилитаризованную область, и протестов почти не слышат. Да, тучи в Европе сгущаются; немцы уже открыто, пугая силой, готовятся к захвату Австрии. Летом же 36-го в Испании, на южных границах с Францией, генерал Франко поднял мятеж против республиканцев — народного фронта, похоронившего в стране монархию.
С этой весны, после выборов, Францией тоже правит народный фронт — коммунисты, социалисты и радикалы. Во главе с Леоном Блюмом, а потом и с Даладье. Мюнхенский откуп Франции и Англии позволил Германии нагло захватить — в марте 38-го — Австрию, а осенью оккупировать и Чехословакию под предлогом защиты там притесняемых судетских немцев. И через год немцы, устроив пограничную провокацию, напали на Польшу, хотя имели с ней договор. К этому времени между французским правительством и военными пошел полный разлад. Коммунистов-«агентов Москвы» — арестовывают, сажают в тюрьмы; им грозит, как и в Германии, смертная казнь.
«Нет любви для нас!» — сие романтическое изречение (хоть называй так повесть-исповедь!) Антон мысленно связал более всего с нелепой смертью сокурсника Бореева, выбросившегося из окна верхнеэтажной квартиры на Петроградской, о чем все узнали накануне. Выяснилось, что видный собою, всегда подтянутый и учтивый Бореев, фронтовик, газетчик, страдал глубоким алкоголизмом, чему был удивлен Антон. Оттого Бореев и мог сорваться, и то так легко — знающе и пожалуй пристрастно немедля же обрисовал некто Женя Наседкин, вечно судачащий обо всем решительно, с жестикуляцией.
«Ну, послушайте, — внушал он однокашникам: — При белой горячке кажется, что кошка — вот она, живая! — устроилась перед тобой, на спинке твоей кровати. Ты тянешься к ней, а она — прыг на спинку стула — подальше. Ты хочешь схватить ее — но она — уже на подоконнике. Ты — опять за ней. Она — шасть за окно. И ты летишь туда же следом, еще не соображая, почему. Голова твоя оказалась в отключке полной… Мозги не работают…»
Своим высказываемым свободомыслием во всем Наседкин раздражал. Несчастьем тут могло стать и грозившее Борееву отчисление из ВУЗа по дичайшему поводу: он диктанты и сочинения писал с массой грамматических ошибок! И то могло стоить его карьере. И воинствующая
«Что это — фатальная неизбежность, как и с нагоном Второй Мировой войны? — подумал Антон. — Выходит, мы бессильны во всем, сколько ни молимся на себя: в проявлениях здравого ума, любви, честности, воли? Выпячиваемся на люди истуканами неисправимыми, негодными на многое; ждем, когда другие придут, спихнут и свернут нам шею. Нас легко запашут, перепашут, оболгут — вот и вся недолга заблуждений человеческих».
Х
Станислав Сафронович подытожил курсовой обзор:
— История никого ничему не учит.
Факт, что с развитием событий уж явно в пользу Германии соотносились силы четырехсотмиллионной Европы; считайте, фашизм и в Италии, и плюс прогерманские режимы в Испании, Венгрии, в Румынии, в Болгарии. Двойственно вела себя Турция. Ну, с Финляндией у нас особая сложилась статья… С послереволюционным разводом… На Дальнем же Востоке вулканизировал японский милитаризм — пригребал себе все земли…
Энергия войны скапливалась.
Так что Москва безопасности ради в 39-м, подписав с Берлином пакт о ненападении, ввела войска в свои воссоединенные западные земли и в три прибалтийские республики — их легитимные парламенты приняли решение о вхождении в состав Советского Союза.
У Германии однако собственных нужных ресурсов не хватало. Она вывозила руду из Швеции. Через Норвегию. Поэтому у англо-французских военных созрел план — напасть на Норвегию; причем французы хотели и одновременно нацелить пушки также на Баку, чтобы захватить Советский Кавказ с нефтью. Стратегически Кавказ завсегда жгуче интересовал всех западных стратегов-перекройщи-ков. Для этой авантюры на Ближнем Востоке всерьез формировалась англо-французская армия; туда чередой посылались целые транспорты вооружений… Сосредоточенные же за линией Мажино, на границе с Германией, более ста дивизий Франции и Англии, объявивших ей войну из-за ее нападения на Польшу, странно бездействовали; бездействовали восемь месяцев, хотя немецкая сторона держала у границы всего двадцать с чем-то дивизий; солдатам-окопникам приказывалось ни атаковать неприятеля, ни даже стрелять. На передовой противники больше забавлялись и развлекались: играли в футбол, полнили офицерские клубы и пересылали друг другу через громкоговорители шуточки, музыку, легкие песенки, парижские шансоньетки.
Но настал 40-й апрель — немцы разом оккупировали Данию, и их военно-морские силы уже проникли в фиорды и в столицу Норвегии — Осло. И дальше. Норвежское правительство бежало из страны. В те дни французский кабинет Рейно потребовал от Москвы отозвать Советского посла из Парижа. Для Запада СССР был более горячим раздражителем, и из-за войны с Финляндией его, признав агрессором, исключили из Лиги Наций.
— Жуть, чего я не знал! — спростодушничал Наседкин.
— А от знания-незнания чего-то из того не изменишь ничего, — вставил Антон.
Поднял Станислав Сафронович магнетические глаза, чуть переждал и стал договаривать в интонации прежней:
— А вот 10-го мая 40-го же года немцы, резко ударив через Арденны на стыке французских и английских войск, смели их и ворвались на территорию Франции. Попутно принуждая к сдаче бельгийские и голландские войска.
Гитлеровцы ликовали. Это еще казалось для них легким развлечением. Геббельс пророчествовал: «Париж будет взят в первой половине июня, а мир подписан первого июля». Кошка играла пока с мышками.