Свет на облаках (САМИЗДАТ)
Шрифт:
Один из камбрийских рыцарей все-таки успел нашептать хозяевам, где сиятельная повредила руку, и чем это закончилось для врагов. Ведьма-недоучка раззвенела, кто и как сжимал путь для армии. Так что, когда небольшой отряд снова тронулся в путь, жена украдкой перекрестила повозку воительницы. А муж громогласно пожелал благосклонности Тора-громовика, что любит честь и отвагу. Да и всегда помогает Мерсии и ее друзьям: то-то Пенда все победы одержал в поле, а его враги — на поле тайных козней.
И всю дорогу до столицы графства у Эйлет в голове крутилась новая, странная,
Так что Роксетер разочаровал ее любопытство. Слишком пыжился казаться более британским, чем оставался на деле. Это было хорошо политически, но скучновато. Старался из последних сил. Получалось плоховато: мерсийцы-то все эти годы считали солью земли себя. Теперь их жены задрали носы, а мужчины-бритты, что уцелели в давней бойне — разогнули спины. Оказывается, рано поддались отчаянию! Старая слава жива, и кто кого — не решено по-прежнему. А мерсийцы сбавили заносчивость. Хотя бы оттого, что их дети-полукровки теперь не менее охотно играли в Немайн и Гулидиена, чем в великого Пенду. А невесты начали вспоминать, что такое равный брак. На большее наглости пока не хватало.
И поделать тут было нечего: граф в походе, а на хозяйстве — жена. Дочь прежнего короля. И уж она-то погрузилась в старые добрые времена с радостью воспоминаний о детстве. Совершенно безобидным, хотя и чуточку расточительным способом: устроила "настоящий римский" пир. Чем очень надеялась угодить гостье-героине.
Эйлет же, увидев низенькие столики для возлежания, скромно попросила подушку — и устроилась за трапезой по-старинному. Тут все и вспомнили: если Роксетер теперь наполовину саксонский, то Кер-Мирддин — наполовину ирландский.
— Это и наша старина! — оправдывалась Эйлет, — Немайн иначе и не сидит… Хотя стульями пользоваться умеет.
— Она тоже ирландка! Да неважно. Бритты, саксы, ирландцы… Мы цивилизованные люди, это главное! — Завернутая в паллу, с прической из мелких соломенных локонов, жена Окты полностью соответствовала римскому понятию о женской красоте. Эйлет, с рукой на перевязи и вплетенными в косы стрелами, казалась древней ирландкой. А кругом сидело настоящее, жрало соленые устрицы руками. Самые лучшие, собранные в октябре, с риском для жизни.
Да, эти еще не цивилизованные, облагораживаться только собираются. Но хотя бы моют руки после каждой перемены блюд. А еще чинят стены, и сам комендант, показывая пример, таскает здоровенные камни. И, пока эти грубые ребята живы, прекрасный и хрупкий город, понемногу ставший — их городом, врагу не взять!
Конечно, их жены умело расправляются с раковинами ножом и ложкой. А разговор пойдет и с теми, и с другими. Так же, как и подарок, который приготовила городу Неметона, пригодится всем. Вместо красивых безделушек — рассказ, как сделать полезную вещь. Очень полезную и нужную! Особенно нужную там, вниз по течению Северна.
Полевая кухня-скороварка. Всей сложности — приладить котлу с крышкой зажим. Кожаную прокладку — чтоб пар не убегал. Да клапан, чтоб не разорвало.
Впрочем, кухни — не единственная забота, в одночасье свалившаяся на город. Нужно спускать на воду барки. Грузить их продовольствием — и особенно фуражом. А заодно — разными хитрыми штуками, рисованные подобия которых уже изучают кузнецы. Триболы. Стрекала. Железные скобы для укрепления деревянных построек. И каменных. И — лопаты! Деревянные долго не живут — хотя на первых порах вниз повезут и их.
— А сида очень напоминает крота, — улыбается один из офицеров, — так же любит землю рыть.
— Нет, видит сестра хорошо, — улыбается Эйлет. Впереди много работы. Но главное — ей здесь хотят помочь. А значит, все должно получиться.
А поговорка в голове снова перевернулась и пополнилась: "И есть мерсийцы, которые совсем не против того, чтобы стать бриттами!"
Не все. Итамар, епископ Роксетерский — сакс, и саксом оставаться намеревается. Человек немолодой и, судя по тяжелым мешкам под глазами, нездоровый, совершенно не напоминающий ни аскета Дионисия, ни богатыря Теодора, искренне скорбел об усобице между родственными народами Мерсии и Уэссекса.
— Все от того, что короли наши — язычники, — сокрушался он, — Только в Нортумбрии христианин — так этого же мало! Вот отец Кенвалха был христианин, и подданных окрестил очень многих. Так Уэссекс и прославлялся победами!
— Над христианами Корнуолла… Впрочем, мое дело — не спорить, передать тебе послание. И не одно.
На губах, которыми пришлось целовать волосатую лапищу, возник соленый привкус. Словно причастилась кровью… Или прокушенную губу разбередила? А письма веселые. От Дионисия да от Окты. И если первый сумел обуздать ярость и прислал увещевание, то второй кратко заключал: дальнейшее подчинение его епархии Кентербери невозможно. Как ни печально для коренного кентца, свара между саксами ширилась — а бритты, напротив, соединялись. Это был пока не монолит, и не известковая кладка — но на хорошую стену с подогнанными камнями и деревянной стяжкой силы Британии уже тянули.
Вредить или мешать пастве в ее войне епископ не собирался. Несколько напоминаний о христианском милосердии — да полные горечи строки в письмах: "Прежде бритты были развращены, многогрешны и не ведали праведности — потому Господь отдал их земли народу пусть и не знающему истинной веры, но невинному в простодушии. Теперь же среди англов и саксов брат убивает брата, камбрийские же бритты, очистившись страданием, несут знамена свои к востоку. Потому надлежит встречать их молитвой и возвращением к благочестивой жизни, но не мечом — и тем верней остановить…"