Свет на пути. В синем небе нет следов
Шрифт:
Религиозность просто означает побуждение к росту; это призыв к семени взойти и подняться до самого пика, выразиться в тысячах цветов и освободить свой аромат, который оно таило в себе все это время. Этот аромат я и называю религиозностью. Такая религиозность не имеет никакой связи с вашим так называемыми религиями, с Богом, со священниками; такая религиозность имеет отношение лишь к вам одним и вашему потенциалу роста.
Так что, я убрал все препятствия. И я понимаю твой вопрос.
Я сделал тебя религиозным, я сделал тебя религиозным лидером, и
Такое впечатление, что... Ты пришел ко мне,плача и рыдая; ты был несчастен, ты мучался, и это было не самое время говорить о религиозности. Нужно было сначала дать тебе поиграть с какими-нибудь игрушками. Я дал тебе игрушки. Тебе понравилось с ними играть: ты перестал реветь,забыл про свои горести, стал весь сиять от счастья, начал петь и плясать. Но дело в том, что это еще не предел твоим возможностям, и я стал волноваться, что ты можешь застрять в этом поверхностном счастье и довольстве...
Тогда мне пришлось отнять у тебя твои игрушки, потому что ты мог слишком глубоко сжиться с ними, зацепится за них — ведь они доставляли тебе немало радостных мгновений. Эти игрушки остановили твои слезы и заставили тебя забыть обо всех твоих тревогах и невзгодах. Эти игрушки стали для тебя чем-то вроде опиума. И задача настоящего мастера — лишить тебя этих привязанностей, прежде чем ты начнешь слишком от них зависеть.
Только липовый мастер будет рад твоему счастью — ведь ты будешь ему благодарен за это счастье, пусть хоть оно и будет иллюзорным. Игрушки никогда не дадут тебе ничего подлинного и реального. С их помощью ты не откроешь свое истинное лицо. Да, ты займешься ими,погрузишься в заботы и забудешь про себя. Но настоящий вопрос в том, не как забыть себя, а как вспомнить.
Теперь эти игрушки тебе только мешают. Они сослужили свою службу, они высушили твои слезы. Они сделали то что от них требовалось, они дали тебе дозу утешения, и теперь, по крайней мере, ты находишься в таком состоянии, когда можно поговорить о чем-то более возвышенном. От игрушек надо быстро избавиться. Недолог час и ты начнешь таскаться с ними повсюду двадцать четыре часа в сутки, как малые дети таскаются везде со своими плюшевыми медведями, без которых они не могут ни заснуть, ни даже шагу сделать — они буквально сростаются с ними.
Естественно, ты окажешься в странной ситуации — ведь я дал тебе религию, я дал тебе в ней лидерство. Ты нашел себе каких-то последователей. Ты нашел людей,обратил их и убедил в истинности этой новой религии. И чем больше людей тебе удалось убедить, тем сильнее ты убедил самого себя, в том что ты — отличный лидер.
И вот, в самом интересном месте твоего сладкого сна я вдруг бужу тебя и говорю,что все это чепуха: нет никакой религии, нет никакого лидерства, не бывает организованной истины, и нет никого, кто мог бы ее представлять.
Это сокрушительный удар. Он забирает почву у тебя из-под ног, и ты вдруг обнаруживаешь себя висящим над бездонной пропастью. Но я требую от тебя, чтобы ты дал этой ситуации проникнуть в тебя очень
Нет ничего проще, чем подчинить себе кого-то, обратить, заставить слушать; гораздо сложнее разубедить в обратном и сказать, что ты больше не лидер, что на самом деле никогда и не был лидером, что нет никакой религии,и что ты просто бредил во сне.
Нужно немало смелости, что сказать людям: «Я не спаситель, я не ваш лидер; я просто ищу,точно так же как и вы. В самом крайнем случае мы лишь можем быть попутчиками, друзьями,то между нами больше нет этого безобразия в духе «я учитель — ты ученик». Давайте просто любить друг друга; нам не нужно быть согласными, нам не нужно бояться быть несогласными. Будьте собой. Разумеется,обязательно будет что-то,с чем не согласитесь вы,с чем не соглашусь я». Вот что делает из людей индивидов и придает им уникальность, и видеть в ком угодно уникального индивида — это одно из самых прекрасных ощущений.
Твои ученики будут потрясены. Они поверили тебе, они смотрели на тебя в поисках руководства, в надежде вырасти — теперь они будут потрясены до глубины души. Но это потрясение просто необходимо. Оно необходимо, потому что пока не отрезать пуповину, которая связывает ребенка с матерью... это потрясение, величайшее потрясение.
Большего потрясения с вами не случится за всю жизнь, потому что, будучи зародышем, вы жили матерью, вы кормились, дышали через вашу мать. Девять долгих месяцев вы просто-напросто были частью ее организма, и тут вдруг вас отрывают — отрывают беспомощного ребенка от источника жизни! Для ребенка такой шок равносилен ужасу перед смертью. Но так вы даете ему его же индивидуальность, дарите ему его собственную сущность, его собственную жизнь.
Утроба была уютной, удобной — даже очень удобной. Ученые говорят, что мы пока еще не смогли воссоздать столь же удобные и уютные условия, какие у нас были в материнской утробе. Ребенок в утробе не волнуется о пропитании, не волнуется о завтрашнем дне. Ребенок живет, не ведая невзгод, ни мало не заботясь ни о каких проблемах. За все девять месяцев у него не будет ни одной проблемы, и затем вдруг проблемы начнут валиться на него... он больше не подсоединен к источнику жизни. Но эти проблемы нужно решать. Они поставят его на ноги. И чем раньше он примет этот вызов, тем лучше для него.
То же самое происходит с теми, кто следует за тобой. Твой ученик начинает зависеть от твоего видения, от твоих наставлений. От него не требуется думать — ведь знаешь ты,знает лидер, знает священник. Ученик же лишь должен спрашивать, но сам он вовсе не обязан искать ответ.
Ты забрал у него его тревоги и тебе ты возвращаешь все это его добро обратно, ты возвращаешь ему все его проблемы и не пройденные испытания. И ты отдаешь ему обратно не просто его старые волнения, но еще и преумножаешь их, утверждая, что Бога нет. По крайней мере, до того как он повстречал тебя, у него был Бог. Ему было кому молиться!