Свет на пути. В синем небе нет следов
Шрифт:
Такая ситуация позволит большему числу людей приезжать ко мне, потому что раньше бывало так, что людям было сложно добраться к нам даже на фестивали. Они мечтали приехать, но все свои деньги они отдавали своим коммунами. Они живут где-нибудь в Германии, Швейцарии или Голландии, все их деньги уходят в коммуну, и у них самих ничего не остается. Им хочется приехать в Америку на фестиваль и повидаться со мной, но у них просто нет денег, а у их коммуны других проблем по горло. У них четыреста человек, и всем хочется ехать,но коммуна не может привезти сразу всех. Все деньги, которые санньясины отдали своим коммунам,
Многие из тех, кто приезжал в Пуну каждый год,так ни разу и не смогли приехать в Америку за все четыре года. Им безумно хотелось приехать, но как? Естественно, что коммуны, в которых они жили, нуждались в деньгах, и все деньги уходили на их обустройство. Одна коммуна не могла послать всех своих людей. В год могли поехать десять-двадцать человек от силы. Это означает, что если у нас коммуна из четырехсот человек, то один санньясин смог бы поехать ко мне только раз в десять-двадцать лет. И при этом, живя обособленно, не в коммуне, он мог бы ездить хоть каждый год. Глупость какая-то.
Но мы должны были пройти этот этап и мы прошли его без потерь, потому что если я цел,то потерь нет!
Словом, тут не о чем волноваться. Передайте всем, что пришло время рассредоточиться. Большие коммуны никогда не заработают — децентрализуйтесь! Прежний вариант с небольшими центрами был гораздо лучше; все были довольны, потому что центром мог стать просто чей-то дом, и владельцу очень нравилось, что его дом можно использовать для моей работы. Люди приезжали медитировать, и дом превращался в нечто целое и не обезличенное.
Коммуна же обезличивается. И коммуна неустанно ищет людей, готовых вложить в нее еще денег. Коммуну нельзя за это осуждать, потому что она все время катится под откос. Нужно содержать людей, закупать предметы первой необходимости, а цены все время растут, и никогда не знаешь... Человек отдал все свои сбережения, а потом заболел раком. Коммуне приходится его лечить, оплачивать операцию. Или у кого-нибудь окажется СПИД — что с ним делать? Нельзя же просто сказать: «Уходи». Это как-то подло. Но при этом нельзя позволить ему жить дальше бок о бок с остальными, потому что это может быть опасно для четырех-пяти сотен человек.
Нужно принимать решение. Человек отдал все что имел, теперь у него нет ничего, ему некуда идти. И это просто ужасно, что теперь, когда у него проблемы... и не обычные проблемы — ему угрожает смерть, и вы его не поддерживаете и естественно чувствуете вину. И вы оказываетесь перед дилеммой: если оставить его в коммуне, то вы тоже будете чувствовать себя виноватыми, потому что тем самым подвергаете опасности жизни пяти сотен людей. И тогда приходится выбирать меньшее из зол,но независимо от выбора вы чувствуете вину. Выгоняете человека — вина, оставляете его — снова вина. Что-то нужно в корне менять.
Поэтому лучшее решение — децентрализация коммун. Вовсе необязательно... просто нужны частные дома; санньясины, владеющие небольшими фермами или какими-нибудь загородными дачами, запросто смогут устраивать там группы на выходные или на целую неделю. И теперь мои терапевты свободны, так что они будут разъезжать по всему миру. Принимайте их, где бы они ни оказались. Потому что в том месте,
И я буду доступен вам теперь совсем иначе: вы сможете просто садиться рядом и задавать свои вопросы. У кого будет вопрос,тот сможет его задать, потому что сейчас вы уже достаточно зрелы — нечего бояться,что ваш вопрос окажется нелепым. Но даже если и так, то вреда от этого не будет никакого, потому что я никогда не помню, о чем вы спрашиваете! Я просто отвечаю тем, что у меня есть. Независимо от вопроса, мой ответ обязательно для вас будет важен и полон смысла.
Мне хочется, что теперь за раз ко мне приходило человек двести. Вы будете сидеть прямо вокруг меня,и тогда между нами установится более близкая,более интимная связь. А то когда собираются десять или двадцать тысяч человек, то мне даже лиц ваших не различить,да и вы меня с трудом видите. Вы вроде бы присутствуете, но что это за присутствие?
Так что, новое место, по моим планам, будет просто моей резиденцией, вмещающей две сотни человек, которые просто будут сидеть возле меня на лужайке или еще как-нибудь. Нам не будут нужны никакие формальные приготовления — наши беседы будут совершенно произвольными. Если же вопросов не будет, будем сидеть в тишине. Если кому захочется потанцевать, пусть танцует; кому-то захочется поиграть на флейте, пусть играет, а мы послушаем. Это будет больше похоже на простое общение. Все будет совсем по-другому.
Так что, езжай обратно и передай всем, чтобы рассредоточились, чтобы не забивали свои головы ненужными проблемами и финансовыми неурядицами. Каждая крупная коммуна должна обанкротится. Так пускай же поторопятся! Раз уж суждено обанкротиться, так пусть это произойдет побыстрее! Пускай люди разойдутся, рассеются и освободятся.
Небольшие, интимные группы... без управляющих, без координаторов. Никого не нужно спрашивать, можно ли делать то-то или нельзя — каждый маленький центр должен быть автономным.
Я полностью за свободу. Как я могу позволить, чтобы вами управляли, понукали, чтобы вас к чему-то принуждали? Это уже и так причинило мне немало страданий.
Виреш не слушался указаний международного комитета, который управлял всеми коммунами и центрами — он поступал по-своему, обособлено, он не вписывался в общие рамки, и поэтому его общество было распущено. Оно не могло больше существовать под моим именем. И таких ситуаций было множество: закрывались общества, закрывались целые коммуны и все только потому, что они ослушивались, не выполняли приказы и делали все по-своему. Мне это все очень надоедало — с каждым днем все больше.