Свет на пути. В синем небе нет следов
Шрифт:
Поле будды может превратиться в сеть. В руках опытного мастера ему не обязательно ограничиваться небольшой площадью, и именно поэтому я создал сеть коммун. Это как если поставить зеркало возле горящей свечи. Само зеркало свет не производит, но оно способно его отражать. И тогда одна единственная свеча, окруженная тысячами зеркал, сможет тысячекратно преумножить свою яркость.
В Индии есть один храм, полностью отделанный маленькими осколками зеркал. Когда вы входите в него, вам вдруг кажется,что вы окружаете самого себя со всех сторон, смотрите на себя с тысячи точек — и с потолка, и с пола, и со стен. Каждый осколок олицетворяет вашу тотальность. Если осколок небольшой, то это еще не значит, что он отразит только небольшую часть вас; он все равер отразит вас полностью, отразит вас всего
Человек, построивший этот храм, был одним из богатейших людей в Индии. Он обожал делать что-нибудь особенное. Он очень меня любил. Я как-то спросил его:
– Знаешь ли ты, в чем значение твоего храма?
Он удивился:
– Значение? Я просто-напросто построил красивую и уникальную вещь, предмет архитектуры, которому нет аналогов во всем мире.
Я сказал:
– Это верно, но в нем так же есть глубокий смысл,и ты должен его знать, потому что это как-то стыдно — построить храм и не знать его значение. И значение это таково: твой храм — это физическое олицетворение устройства поля будды.
Один будда может окружить себя тысячами искателей. Они еще спят, но желают пробудиться. Они еще не пришли к цели, но они очень восприимчивы, открыты и доступны. В присутствии мастера они легко могут превратиться в зеркала, и таким образом один будда станет миллионами будд.
Я создал коммуну, чтобы пять тысяч человек могли жить бок о бок и учиться отражать меня. Не подражать — помните, это две совершенно разные вещи. Зеркало никогда не подражает — зеркало отражает.
Но теперь я распустил все коммуны, потому что отныне я хочу, чтобы весь мир превратился в мою коммуну. Каждый санньясин, где бы он ни жил,должен стать моим зеркалом. Время и пространство роли не играют: если санньясин открыт мне,то он близок ко мне точно так же, как и вы здесь. И он сможет отражать меня, находясь хоть в самом дальнем уголке земли.
Сегодня в мире живут миллионы моих санньясинов. Я снял все условия, которые бы могли воспрепятствовать людям принимать санньясу. И эти миллионы создадут собой энергетическую сеть, которая покроет весь земной шар.
Утром встает всего одно солнце, но оно отражается во всех океанах, во всех озерах, реках и прудах. В самой крохотной лужице отразится то же самое солнце, что и в крупнейшем океане. Одно солнце встает из-за горизонта и тут же отражается в миллионах различных зеркал. И не только в океане, озере, реке или пруду — существуют и другие зеркала,более тонкие. Еще до того как солнце покажется за горизонтом, уже начинают петь птицы: они пробудились, что-то случилось с ними, что-то очень красивое — откуда иначе берется их песня? Их переполняет жизнь! Цветы раскрывают свои лепестки... это тоже отражение. Они не брали на себя никаких обязательств — они могли бы оставаться бутонами. Птицы тоже никому не обязаны — они ведь могли бы и не петь, но ими движет что-то такое, чему невозможно сопротивляться,что находится выше их власти...
Когда восходит солнце, что-то восходит и в них — это их жизненная энергия, их кундалини. Конечно же, птица не может стать буддой, но ведь она может петь,танцевать,кружиться в небе от чистой радости, расправлять крылья, демонстрируя свою свободу и живость. Птица может назвать своим хоть весь небосклон.
И все цветы — от мельчайшей травинки до крупнейшего лотоса — все они внезапно сливаются в симфонию. Они забывают о своих различиях, они забывают, что есть бедные цветки, а есть богатые; что и среди них есть пролетарии, а есть буржуа; все классы исчезают. И расцветая,раскрываясь,они одинаково выпускают все, чем обладают.
Они возвращают существованию дар, который существование преподнесло им. Они не оставляют его при себе, они не откладывают его про запас. Они возвращают этот дар, умножив его тысячекратно, потому что то, чего, естественно, не было в семени, чего не было в корнях, чего не было в стебле, чего не было в ветвях и листьях... то вдруг появилось в цветке — в его красках, в его аромате. Но они прождали долгую черную ночь, прежде чем солнце взошло.
Присутствие
Вот что я называю полем будды. Один пробужденный человек — это взошедшее солнце. Это провозглашение конца черной ночи души. Но поле будды возможно только в том случае, если миллионы людей по всей земле соединятся друг с другом. При помощи такой энергетической сети мы можем преобразить больше тех людей, которые и понятия не имели,которые даже и представить себе не могли, что в мире бывает нечто большее, чем обычная земная жизнь.
И в этом отношении ты прав: просто работать вместе, строить коммуну, искать деньги на ее существование — одного этого еще не достаточно. Все это не имеет никакого отношения к полю будды. Видя, что коммуны обязательно будут втянуты во все эти лишние занятия, что у людей не будет никакой возможности заниматься тем, ради чего они собрались вместе... Отныне у нас больше не будет больших коммун, но будут лишь небольшие группы, более интимные; или даже люди просто будут жить в мире по отдельности, работая на своей обычной работе. На работу уходит всего-то пять часов пять дней в неделю, так что у вас будет оставаться достаточно времени и сил, чтобы стать частью прекрасного и экстатичного опыта.
Осуществить это в коммуне сложнее, потому что в коммуне вы пытаетесь построить альтернативное общество, а это требует очень много времени и очень много энергии. Люди у нас работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки; у них просто не оставалось сил ни на что другое. Уставшая птица не будет петь, даже если взойдет солнце. Солнце восходит, но у уставшей розы нет сил распускать свои лепестки и излучать благоухания.
Кроме того, создавая альтернативное общество, вы навлечете на себя весь гнев обычного мира. Ведь для них вы чужаки, которые делают нечто такое, что не приемлет их традиция, что противоречит всему их опыту. И они в большинстве, в их руках находится власть, в их руках находится закон. Так что, сначала все силы и все время у вас отнимет строительство, а затем вам еще придется бороться с обществом, которое больше вас во много крат, и на это тоже потребуются немало энергии.
Мне казалось, что человечество ушло далеко вперед со времен Сократа, но я ошибался. Воз и поныне там; общество не сдвинулось ни на сантиметр. Цивилизации пока что просто нет, культура живет только в наших мечтах, а демократия — заоблачная утопия. Так что, всякий раз, вступая в противостояние, вы почувствуете на себе всю разрушительную силу варварства, примитивности, животности человека. И понятное дело, что вам не выдержать весь напор необъятных масс,толпы слепцов.
Мне вспоминается одна история — не просто история, а реальный факт, настолько необычный,что он смахивает на выдумку. Где-то в Южной Америке, глубоко в горах есть одна скрытая долина, в которой было обнаружено небольшое сообщество — человек триста, не более — сообщество слепых людей. Это была большая загадка: что могло с ними случиться? Что за несчастье на них обрушилось? И вот один искатель приключений,отважный ученый,решился пойти туда и разгадать эту загадку... никто больше не отваживался спускаться в ту долину — это могло бы быть чревато: ведь раз слепы сразу триста человек, то наверное там какой-то вредный воздух или что-нибудь не так с водой или пищей. Кто знает? Так можно и самим ослепнуть!
Но этот отважный человек все же отправился в путь и был поражен... он не ослеп и даже в результате разобрался,что произошло с этими людьми. Во всем был повинен один вид мухи, обитавший в местных горах... Все дети в этом племени рождались зрячими, как и любые другие дети, но если в течение трех-четырех месяцев после рождение эта муха кусала младенца, то он слеп. Срок этот был немалым, потому что эти мухи летали там повсюду.
Так что, все они рождались зрячими, но никто не помнил, что когда-то каждый из них мог видеть, потому что зрение было потеряно в грудном возрасте — в возрасте трех, от силы четырех месяцев. Но эта муха уже никак не могла навредить зрению молодого ученого. То есть, любой ребенок, кому уже исполнился год, был бы вне опасности — уязвимы были лишь самые грудные младенцы.